Плещеев, Алексей Николаевич: различия между версиями

Исследователи творчества поэта отмечали огромный резонанс, который имело одно из его первых стихотворений, «Вперёд», заложившее основу «общественной, гражданской стороны его поэзии…»<ref name="rulex"/>. Отмечалась, прежде всего, прочность гражданской позиции Плещеева, полное соответствие личных качеств провозглашавшихся им идеалам. [[Вейнберг, Пётр Исаевич|П. И. Вейнберг]], в частности, писал: {{начало цитаты}}

Поэзия Плещеева есть во многом выражение и отражение его жизни. Он принадлежит к категории поэтов с совершенно определённым характером, сущность которого исчерпывается каким-нибудь одним мотивом, группирующим вокруг себя свои видоизменения и разветвления, всегда сохраняющие, однако, ненарушимым основной фундамент. В поэзии ПлещеевПлещеева этот мотив — гуманность в самом обширном и благородном значении слова. Будучи применена преимущественно к окружавшим поэта явлениям общественным, эта гуманность естественно должна была принять элегический характер, но его грусть всегда сопровождается непоколебимой верой в победу — рано или поздно — добра над злом….{{конец цитаты|источник=[[Вейнберг,П. Пётр Исаевич|ПИ. Вейнберг]]<ref name="rulex"/>}}

Многие критики при этом сдержанно оценивали ранние произведения А. Плещеева. Отмечалось, что литературная деятельность была «окрашена идеями социалистического утопизма[[утопизм]]а»; традиционные романтические мотивы разочарования, одиночества, тоски «осмысливались им как реакция на социальное неблагополучие», в контексте темы «святого страдания» лирического героя («Сон», «Странник», «На зов друзей»)<ref name="bib"/>. Гуманистический пафос лирики Плещеева сочетался с характерным для настроений утопистов пророческим тоном, питавшимся надеждой «увидеть вечный идеал» («Поэту», 1846). Вера в возможность гармоничного мироустройства, ожидание скорых перемен выразились и в самом известном стихотворении П.Плещеева, исключительно популярном в кругу [[Петрашевцы|петрашевцев]] (а также и среди революционно настроенной молодежимолодёжи следующих поколений, «Вперед! без страха и сомненья…» (1846)<ref name="bib"/>.

А. Н. Плещеев не был новатором формы: его поэтическая система, сформировавшаяся в русле пушкинской и лермонтовской традиций, опиралась на устойчивые словосочетания, сложившиеся ритмико-синтаксические схемы, хорошо разработанную систему образов. Одним критикам это представлялось свидетельством подлинного вкуса и таланта<ref>''ПлетневПлетнёв П. А.''. — Современник. 1846. Т. 44</ref>, другим — давало основание называть некоторые его стихотворения «бесцветными»<ref>''Белинский В. Г''. Собр. соч. — М., 1982. — Т. 8. — С. 490.</ref>, обвинять его в «несамостоятельности» и «однообразии»<ref>[[Финский вестник]]. — 1846. — Т. 12.</ref><ref>''Алмазов Б. Н.'' Утро // Литературный сборник. — М., 1859. — Вып. 1. — С. 67</ref>. При этом современники, в большинстве своём, высоко ценили «общественное значение» поэзии Плещеева, её «благородное и чистое направление», глубокую искренность, призыв к «честному служению обществу»<ref>''Михайлов М. Л.'' // Современник. — 1861. — Т. 4, № 3. — С. 91, 93, 94.</ref><ref>''Арсеньев К. К.'' Критические этюды по русской литературе. — СПб., 1888. — Т. 2).</ref>.

Плещеева нередко упрекали в увлечении отвлечёнными понятиями и высокопарными метафорами («Всем врагам неправды чёрной, восстающим против зла», «Меч народов обагрён», «Но высокие стремленья в жертву пошлости людской принесли…»). При этом сторонники поэта отмечали, что дидактизм такого рода был формой эзоповской речи, попыткой обойти цензуру. [[Михайлов, Михаил Ларионович|М. Л. Михайлов]], одно время критиковавший Плещеева, уже в 1861 году писал, что «…за Плещеевым осталась одна сила — сила призыва к честному служению обществу и ближним».<ref>''Михайлов М. Л''. Собрание сочинений в трёх томах. — Т. 3. — М., 1958. — С. 209.</ref>

Из историков литературы XX века отрицательная оценка творчества Плещеева принадлежит [[Святополк-Мирский, Дмитрий Петрович|Д. П. Святополк-Мирскому]], который писал в предисловии к поэтической антологии, что Плещеев «вводит нас в подлинную Сахару поэтической бездарности и некультурности»<ref>Русская лирика. Маленькая антология от Ломоносова до Пастернака / Сост. кн. Д. П. Святополк-Мирский. — Париж, 1924 (репринт: Новосибирск, 2010). — С. 13</ref>, а в своей «Истории русской литературы» отмечаелотмечал: «Гражданская поэзия в руках наиболее значительных её представителей стала подлинно реалистической, но рядовые гражданствующие барды зачастую были такими же эклектиками, как и поэты „чистого искусства“, а в покорности условностям ещё их превосходили. Такова, например, плоская и скучная поэзия очень милого и почтенного А. Н. Плещеева»<ref>''Мирский Д. С.'' Поэты-реалисты // ''Мирский Д. С''. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года / Пер. с англ. Р. Зерновой. — London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1992. — С. 360—362.</ref>.

Чаще всего поэзию Плещеева критики приписывали к некрасовской школе. Действительно, уже в 1850-х годах у поэта стали появляться стихотворения, словно бы воспроизводившие сатирическую и социально-бытовую линии поэзии Некрасова («Дети века все больные…», 1858 и др.)<ref name="polyakov"/>. Первый всеобъемлющий сатирический образ либерала появился в стихотворении Плещеева «Мой знакомый» (1858). Критики тут же отметили, что многие атрибуты образности были заимствованы у Некрасова (отец, разорившийся «на танцовщицах», губернская карьера героя и т. д.). Та же обличительная линия продолжалась в стихотворении «Счастливец» («Клевета! Богоугодных разных обществ член и я. Филантропы пять целковых каждый год берут с меня».) Необычный симбиоз некрасовской обличительности и тургеневской темы «лишнего героя» проявился в повести «Она и он» (1862)<ref name="polyakov"/>.

Поэт много писал о народной жизни («Скучная картина», «Родное», «Нищие»), о жизни городских низов — («На улице»). Под впечатлением от тяжелой участи [[Чернышевский, Николай Гаврилович|Н. Г. Чернышевского]], находившегося уже пять лет в сибирской ссылке, было написано стихотворение «Жаль мне тех, чья гибнет сила» (1868)<ref name="ruscenter"/>. Влияние Некрасова было заметно в бытовых зарисовках и в фольклорно-стиховых имитациях Плещеева («Я у матушки выросла в холе…», 1860-е годы), в стихах для детей. К Некрасову Плещеевпоэт навсегда сохранил чувства личной привязанности и благодарности. «Некрасова я люблю. В нём есть стороны, влекущие к нему невольно, и за них прощаешь ему многое. В эти три-четыре года, что я здесь <в Петербурге>, мне довелось провести с ним два-три вечера — таких, которые надолго оставляют след в душе. Наконец, скажу, что я лично ему многим обязан…»<ref>Русская мысль. — 1913. — № 1. — С. 128—129.</ref>, — писал он Жемчужникову в 1875 году. Некоторые современники, в частности, М. Л. Михайлов, обращали внимание на то, что Плещееву не удалось создать убедительных картин народной жизни; тяга к некрасовской школе была для него, скорее, нереализованной тенденцией<ref name="polyakov"/>.

[[Майков, Валериан Николаевич|В. Н. Майков]] был одним из первых, кто причислил Плещеева к последователям Лермонтова<ref name=autogenerated1 />. Впоследствии об этом писали и современные исследователи: В. Жданов отмечал, что Плещеев в каком-то смысле «перенял эстафету» у Лермонтова, одно из последних стихотворений которого повествовало о судьбе пушкинского пророка, пустившегося обходить «моря и земли» («Провозглашать я стал любви / И правды чистые ученья: / В меня все ближние мои / Бросали бешено каменья…»). Одним из первых опубликованных стихотворений Плещеева была «Дума», обличавшее равнодушие общественности «к добру и злу», созвучное лермонтовской теме («Увы, отвержен он! Толпа в его словах / Учения любви и правды не находит…»).<ref name="zhdanov"/>

Критики отмечали, что по характеру и роду своей поэтической деятельности Плещеев в 1860-е годы был ближе всего к [[Огарёв, Николай Платонович|Н. П. Огарёву]]. На этом творческом «родстве» настаивал и он сам. 20 января 1883 года поэт писал С. Я. Надсону, что [[Вейнберг, Пётр Исаевич|П. И. Вейнберг]] в докладе о нём «отлично подошелподошёл к теме, соединив меня в своей характеристике с ОгаревымОгарёвым».<ref>Невский альманах. — Вып. 2. — Пг., 1917. — С. 121—122.</ref> Пейзажная и пейзажно-философская лирика Плещеева рассматривалась критиками как «интересная», но рассудочная и во многом вторичная, в частности, по отношению к творчеству [[Фет, Афанасий Афанасьевич|А. А. Фета]]<ref name="krugosvet"/>.