Соэга, Георг: различия между версиями

В немецкой университетской среде XVIII века постепенно менялось отношение к [[Классическая филология|классической филологии]], которая начала отделяться от [[Ренессансный гуманизм|гуманистического]] антикварианизма примерно ко времени переезда в Рим Соэги. Филологи того времени сосредоточились на вопросах [[Герменевтика|герменевтики]], [[Метрика (поэзия)|стихотворной метрики]], вопросов литературного стиля; прежние антиквары стремились к реконструкции древности в целом, воспринимаемой как единое пространство всех наук. В Италии же антикварианизм оставался уважаемой научной дисциплиной, в рамках которой филологи занимались реконструкцией и интерпретацией античных текстов, восстановлением исторической лексики и синтаксиса. Иными словами, даже в первые десятилетия XIX века римские филологи мало отличались по роду занятий от их коллег XV столетия, для которых язык был лишь элементом целокупного культурного пространства. Однако антиквары, поглощённые обмерами памятников, описанием [[Глиптика|глиптики]], монет или [[Вазопись Древней Греции|типов вазописи]], замкнулись на сфере античных институтов и обычаев, а гуманисты, выпускники [[Иезуиты|иезуитских]] [[коллегиум|коллегий]], сосредоточились на латинских текстах. Немногие учёные, занимавшиеся эллинскими штудиями, постепенно смыкались с востоковедами{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=61—63|loc=''Alessandro Bausi''. Zoëga e la filologia}}.

По мнению датского археолога {{iw|Йёхансен, Кнуд|Кнуда Фриса Йёхансена|da|Knud Friis Johansen}}, на выбор Соэгой предмета своего изучения — материальных остатков и предметов искусства — повлияли сугубо внешние обстоятельства. Как и все антиквары своего времени, он интересовался литературой: судя по переписке, в 1789 году планировал комментированные издания [[Орфические гимны|орфических гимнов]] и гимнов [[Прокл Диадох|Прокла]] как источников по истории религии, но не смог реализовать задуманного. У него не было средств на собирание собственной библиотеки: в доме было немного книг, тогда как в Риме того времени не существовало временной книговыдачи, а библиотеки работали только в определённые часы и закрывались по многочисленным церковным праздникам. Полевые обмеры и описание коллекций Борджиа делали учёного независимым от имевшейся в Вечном Городегороде научной инфраструктуры; по богатству содержимого собрание его патрона было уникальным в Европе того времени{{sfn|Johansen|1935|s=247—248}}.

Шотландско-американский культуролог {{iw|Госсман, Лайонел|Лайонел Госсман||Lionel Gossman}} рассматривал учёных поколения Винкельмана — Соэги — [[Шампольон, Жан-Франсуа|Шампольона]] в контексте [[Романтизм|романтической]] историографии. Согласно его мнению, Винкельман искал (и нашёл в [[Античность|Античности]]) «истинный, прекрасный и нетронутый образ Самости», созерцание которого было как высшей целью, так и богатейшим источником вдохновения. Соэга, будучи сыном протестантского пастора, рассматривал объект исторического исследования как лежащий за пределами видимого и чувственно воспринимаемого мира, от которого остались лишь фрагментарные материальные и текстовые остатки, едва поддающиеся интерпретации. Египет интересовал его и как пример культуры, ближе находящейся к первоначальному Божьему творению, истинному Откровению, отделённому от современного Соэге человечества почти непреодолимой пропастью. Археология требовала от него в буквальном смысле раскапывания прошлого, поскольку, в духе [[Просвещение (эпоха)|Просвещения]], Соэга полагал прошлое доступным для чувственного восприятия. Фридрих Велькер сообщал в своей биографии, что Соэга долгие часы проводил в гробницах и [[Римские катакомбы|катакомбах]] Вечного Городагорода, «безмолвно беседуя с царством [[Персефона|Персефоны]]». Трактат Соэги об обелисках в значительной степени был посвящён древним погребениям{{sfn|Gossman|1986|p=36—37}}.

По мнению Велькера, если Винкельмана интересовало выражение в искусстве (прежде всего, в скульптуре и поэзии) духа и воображения создавшего его народа, то Соэга пытался найти [[Трансцендентность|трансцендентную]] реальность за пределами преходящей телесной формы. Соэга считал, что внешние формы — это своего рода символический шифр, и утверждал, что понимание античной греко-римской культуры будет искажённым, если отсечь её от религиозных культов, в том числе заупокойных. Винкельмановская Греция для него была поздним творением, основанным на подавлении изначальной первобытной мудрости, которую необходимо и возможно реконструировать по позднейшим превращённым формам. По мнению Л. Госсмана, именно этот подход роднил Соэгу с Шампольоном, который внимательно изучал работы датчанина над иероглифами. Соэга ставил перед собой задачу дешифровки древнейшего языка (в данном случае, египетского), ассоциируемого с Божественным творением. Этот язык был вытеснен современными, а мир, который учёный описывал, отличался от современного и был несовместим с неюним, но при этом древняя реальность и описывающий её язык не являласьявлялись непознаваемойнепознаваемыми, хаотическойхаотическими или неупорядоченнойнеупорядоченными. Напротив, чем глубже в древность, тем совершеннее, практичнее и рациональнее было искусство и литературный язык, «когда поэзия не уступала в ясности прозе». Если Винкельман утверждал, что искусство египтян было ущербным по сравнению с классической Элладой, то Соэга пытался продемонстрировать, что оно ничем не уступало классическому эстетическому канону. Это проистекало из его общей просвещенческой установки, что чем ближе приближение к изначальному божественному творению, тем более гармонии и порядка можно отыскать{{sfn|Gossman|1986|p=37—39}}.

Наиболее тесное общение между Георгом Соэгой и профессором [[Риторика|элоквенции]] Христианом Гейне в [[Гёттингенский университет|Гёттингене]] продолжалось с апреля 1773 по лето 1776 года, когда датский студент посещал лекции и семинары по римским и греческих древностям, о [[Пиндар]]е, об истории римской литературы и об «[[Одиссея|Одиссее]]» [[Гомер]]а. В 1779 году он также посещал семинары Гейне по археологии, которые в те времена были уникальными, ибо отсутствовали в учебной программе прочих европейских университетов. Постоянная переписка учителя и ученика велась после 1780 года в Риме, когда Соэга свидетельствовал, что Гейне прислал ему опросник, который можно было заполнить, только осматривая соответствующие памятники. Эти исследования Георг именовал «антикварианскими» ({{lang-de|antiqvarische Studium}}), и в том же контексте неоднократно упоминал высочайший уровень уважения, который внушал ему учитель с его «проницательным философским взглядом и безмятежным духом». Личная встреча с Гейне произошла в июле 1781 года, во время очередного визита в Гёттинген. В письме отцу исследователь указывал, что именно эти беседы с учителем сыграли ключевую роль в определении его жизненного призвания. Соэга понимал, что наука археологии ещё не создана, и её конкретную цель только предстоит сформулировать. Гейне, сформулировав для себя исследовательский план, давно подыскивал подходящего молодого учёного, «чей дух мог бы следовать за его собственным, не связанным предрассудками, и, в то же время, исполненного достаточного энтузиазма, чтобы посвятить все свои силы исключительно науке». Георг Соэга дал клятву осуществить столько же, сколько окажется в силах исполнить, поскольку уже со времени первого путешествия в Италию склонялся к исследованию древности{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=44—46|loc=''Daniel Graepler''. Georg Zoëga und Christian Gottlob Heyne}}.

После 1784 года переписка Соэги и Гейне становится эпизодической. Однако в октябре 1789 годугода Георг известил учителя о выходе в свет своего каталога александрийских императорских монет эпохи Древнего Рима из коллекции Борджиа. Гейне прислал в ответ длинное письмо, в котором полностью приветствовал переход Соэги к египетской археологии и, как обычно, советовал литературу. Впрочем, в последующей переписке возобладал критический подход. Гейне укорял Соэгу, что тот слишком доверяет источникам греко-римской эпохи, тогда как утрата смысла египетских иероглифов не позволяет перепроверить сведения, приводимые позднейшими авторами. Впрочем, книгу об обелисках Гейне признавал произведением истинного эрудита и знатока древностей. Так же высоко учитель оценил книгу Соэги о римских барельефах, которую провозгласил «обетованием новой эры в искусствоведении»{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=47—50|loc=''Daniel Graepler''. Georg Zoëga und Christian Gottlob Heyne}}.

Немецкий археолог {{iw|Греплер, ДаниэльДаниель|ДаниэльДаниель Греплер|de|Daniel Graepler}} обращал внимание на то, что, несмотря на постоянно выражаемое в переписке почтение к Гейне, Соэга почти не цитировал его в своих собственных трактатах. Только однажды упоминались его комментарии к [[Псевдо-Аполлодор|Аполлодору]] и его трактаты о мумиях. Возможно, это объяснялось недоступностью работ Гейне в Риме. Не сохранились и конспекты лекций Гейне, выполненныхвыполненные Соэгой; собственно, вообще отсутствуют источники, которые могли бы показать в деталях степень восприятия идей учителя Георгом. Тем не менее, сопоставление научного наследия Соэги и Гейне позволяет сделать ряд важных выводов. В первую очередь, Соэга усвоил идею Гейне, что археологические свидетельства позволяют транслировать те сведения, которые не отразились в письменных памятниках. Однако со временем у Гейне развился гиперкритицизм в отношении письменных источников, который Соэга стремился преодолеть сопоставлением выводов искусствоведческого и вещеведческого анализа и критики письменных источников. Гейне выступал с позиции установления достоверности исторических фактов и строгой рациональности выводов, вообще отрицая важность гипотез, основанных на «фантазиях». В этом отношении он предвосхищал гиперкритицизм [[Позитивизм|позитивистов]] XIX века. При этом он оставался на позициях [[антикварианизм]]а, поскольку мыслилпредставлял знание о древности как каталог всех мыслимых сведений о прошлом. Соэга подхватил эту идею, стремясь создать словесно-визуальное описание всех римских древностей, к которым постепенно будут присоединены описания всех остальных античных памятников. Данная задача продолжает реализовываться классическими археологами и в XXI веке{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=50—51|loc=''Daniel Graepler''. Georg Zoëga und Christian Gottlob Heyne}}.

В период 1790—1801 годов Георг Соэга регулярно отправлял отчёты о современном состоянии искусства (в том числе о памятниках, найденных при археологических раскопках) в Италии для королевской [[Датская королевская академия изящных искусств|Академии изящных искусств]] в Копенгагене. Сохранилось 45 таких документов, написанных на датском языке; в Дании они регулярно распространялись среди всех заинтересованных лиц, многие из них даже публиковались в копенгагенском журнале «Минерва» в течение 1798—1799 годов. В протоколах Академии за указанный период отмечено обсуждение 37 отчётов, в том числе таких, которые не сохранились в архиве учёного. В 1789 году Соэга получил звание иностранного корреспондента наследного принца Фредерика, который был президентом Академии изящных искусств, при этом выбор предметов описания оставался сугубо на его усмотрение. Первый отчёт был датирован 10 февраля 1790 года, итоги его обсуждения стали формальным основанием для избрания Соэги действительным членом Академии. В следующие десять лет учёный регулярно навещал мастерские римских художников — итальянских и иностранных — и посещал каждую публичную художественную выставку. Из переписки выясняется, что отчёты Георг Соэга был обязан писать на датском языке. Жалуясь на отсутствие в родном языке искусствоведческой терминологии, он настаивал, что должен писать по-немецки, в чём ему было отказано. Равным образом, он откровенно признавался в [[дилетантизм]]е, что не являлось только формой вежливого самоуничижения в переписке с высочайшей особой{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=67—69|loc=''Jesper Svenningsen''. Georg Zoëga as Art Critic}}.

В критических текстах Соэга всецело использовал метод и лексикон [[Винкельман]]а и [[Менгс, Антон Рафаэль|Менгса]]. Он оценивал произведения искусства с точки зрения эстетики [[неоклассицизм]]а, используя понятия «формы», «выразительности», «истинности», «простоты», «технического совершенства». Искусствовед Еспер Свеннигсен утверждал, что корреспонденции Соэги «кажутся хрестоматийными примерами неоклассической художественной критики». При описании произведений живописи английского художника {{iw|Робинсон, Хью|Хью Робинсона||Hugh Robinson (painter)}} Соэга жаловался на отсутствие чёткости линий и нарушение принципа несмешиваемости красок, а также сетовал, что современные ему римские художники не следуют принципам, заложенным [[Рафаэль Санти|Рафаэлем]]. Очень высоко оценивались скульптуры [[Канова, Антонио|Антонио Кановы]]: «Среди итальянцев Канова — единственный, в творчестве которого мы находим следование равно природе и античному образцу в сочетании со вкусом, изобретательностью и искренним чувством». Впрочем, «[[Язон с золотым руном|Ясона]]» Торвальдсена, изваянного позднее, Соэга считал и своим «триумфом»{{sfn|Michaelis|1900|s=401}}. Французское искусство не нравилось Соэге, который находил в нём чрезмерную «театральность»: аффективность и болезненную элегантность, отсутствие благородства, свойственного эллинскому искусству. Своё эстетическое кредо Соэга выразил в описании произведений [[Кауфман, Ангелика|Ангелики Кауфман]]: произведение должно быть не только безупречным с точки зрения техники, цвета и композиции, но соответствовать исторической правде и «приличиям». Соэга-учёный не упускал возможности раскритиковать произведения искусства с позиции исторической науки: так, ему очень не нравились надгробья в форме пирамиды, встроенной в стену. В картинах {{iw|Шмидт, Иоганн Генрих (художник)|Иоганна Шмидта|de|Johann Heinrich Schmidt (Maler, 1757)}} учёного раздражало то, что живописец вместо чтения греческих первоисточников («вживания в обычаи и образ мышления древних») обратился к энциклопедии и занялся «странным фантазированием». Из этого и многих иных примеров Георг Соэга делал парадоксальный для того времени вывод, что классическая мифология и древняя история — малоподходящие предметы для современных художников. Эта идея стала центральной для отчёта, датированного 17 апреля 1793 года; одновременно это единственный эстетический манифест Соэги, в котором он теоретизировал по поводу искусства. Уточнив предшествующую мысль, что подражание греческому искусству осуществляется самым поверхностным образом, без учёта контекстов и разницы между условиями жизни в древнейДревней Элладе и современной Европе, учёный заявил, что новоевропейское сознание и эстетическое восприятие восходит к средневековому и продолжает именно его. При этом античностьАнтичность и средневековьеСредневековье в равной степени чужды современному человеку. Это был прямой разрыв с наследием Винкельмана: хотя Георг Соэга и признавал, что следование античному канону сделало живопись и скульптуру эстетичнее, «слепое копирование древних образцов заставляет нас потерять больше, чем обрести». Иными словами, учёный-искусствовед осознавал разницу формы и содержания, которые как раз для античностиАнтичности были неразделимы. Он в полной мере обладал историческим сознанием и утверждал, что историческое развитие заключается в умственном прогрессе, что неизбежно означает, что новоевропейская культура и наука во всём обогнали античностьАнтичность. Интерес к средневековьюСредневековью делает Соэгу одним из предшественников [[Романтизм (направление в искусстве)|романтического искусства]] и критики. Как отмечал Е. Свеннингсен, «в некотором смысле, идеи Соэги появились в нужное время, — но не в той стране и не на том языке». Он предположил, что если бы тот писал на немецком языке, то ныне считался бы одним из главных теоретиков искусства рубежа XVIII—XIX веков{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=70—74|loc=''Jesper Svenningsen''. Georg Zoëga as Art Critic}}.

Георг Соэга занимался изучением античного искусства примерно с 1791 года. Мраморные скульптуры, как и для Винкельмана, являлись для него предельной формой выражения классического античного духа. Для учёного-систематизатора главной задачей оказалось разработать типологию изобразительного ряда римских барельефов. Избрание барельефов, а не круглой скульптуры объяснялись его теоретическими взглядами: статуя по своей природе выражает единую идею и настроения, представляя собой «разовое откровение прекрасного». Барельеф гораздо ближе к живописи, ибо воспроизводит повествование о некой ситуации, позволяя проводить содержательный анализ. При этом барельеф воплощал всю полноту античного искусства: красоту формы, художественность композиции, поэтическую идею и философию мифа{{sfn|Jørgensen|1881|s=153—155}}. Стимулом для работы послужило знакомство с [[Курфюршество Брауншвейг-Люнебург|ганноверским]] дипломатом, выпускником Гёттингенского университета [[Мюнстер, Эрнст Фридрих Герберт|Эрнстом Мюнстером]]. В июне 1794 года по его заказу Соэга написал на итальянском языке статью об анализе мифологических понятий [[Тихе]] и [[Немезида|Немезиды]]; она была опубликована Велькером в немецком переводе в издании 1817 года. Здесь в полной мере проявился синтез филологии и искусствоведения, характерный для Соэги: он активно применял исследования античных изображений. Аналогичная работа была проделана в 1797—1798 годы для интерпретации рельефов на постаменте для мраморного жертвенника из музея [[Пио-Клементино]]; она также вошла в публикацию Велькера. Центральное место в этой работе занимал анализ мотива представления души-[[Психея|Психеи]] в образе бабочки. Тогда же Соэга заинтересовался иконографией [[Митра (божество)|Митры]], о которой докладывал вна заседаниях Национального Римского института 21 и 26 мая 1798 года (третьего и восьмого [[Прериаль|прериаля]] VI [[Французский республиканский календарь|года Республики]]). Исследователь связывал [[митраизм]] с [[Орфизм|орфическими культами]]. «Диссертации» Соэги о Митре и о [[Ликург Спартанский|Ликурге]] были опубликованы в Дании в 1801 году (статья об иконографии Ликурга датировалась тем же годом), а затем Велькер перевёл их на немецкий язык{{sfn|Jørgensen|1881|s=153—160}}.

Среди опубликованных Георгом Соэгой трудов лишь один полностью посвящён [[Нумизматика|нумизматике]] — «Numi Aegyptii imperatorii». По мнению Даниэлы Уильямс и Бернарда Войтека, даже в XXI веке по охвату материала и ценности комментариев, [[Компендиум (текст)|компендиум]] учёного XVIII века сохраняет ценность для исследователей александрийских монет римского времени. В этом томе хватает автобиографических пассажей, в которых раскрываются подробности возникновения интереса к этой дисциплине и путей приобретения профессионализма{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=101|loc=''Daniela Williams and Bernhard Woytek''. Zoëga studente di numismatica. Il soggiorno a Vienna (1782) e i contatti con Joseph Eckhel}}. Одним из важных источников сведений о деятельности Соэги как нумизмата являлась его переписка с [[Мюнтер, Фридрих|Фридрихом Мюнтером]], которая велась в 1785—1808 годах. При всей её обширности, она, в основном, посвящена требованиям Мюнтера, для которого Соэга служил комиссионером и агентом (как впоследствии для [[Рамос, Кристиан|Кристиана Рамуса]]). Немалое место занимали также обмен мнениями о технологии чеканки, проблемампроблемы идентификации монетных дворов античности, и другие темы, не выходящие за круг стандартных интересов антикваров. Личное знакомство с Мюнтером состоялось ещё в 1779 году, при посещении его дома Георг сильно увлёкся сестрой Фридриха. В дальнейшем Мюнтер оставался верным другом, который всегда отстаивал интересы Соэги на родине{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=89—91|loc=''Tobias Fischer-Hansen''. Georg Zoëga and Friedrich Münter. The Significance of Their Relationship}}.

Учителем и наставником в области нумизматики для Соэги явился [[Эккель, Иоганн-Иосиф-Иларий|Иоганн Эккель]], с которым они совместно работали с 5 июля по 4 декабря 1782 года. Ещё до знакомства с ним, Георг Соэга сформулировал ряд своих основных подходов к исследованию античных монет: молодой учёный утверждал, что в его время остро не хватало исследований общего характера и каталогов монет разных типов, тогда как существующие издания рассматривали примечательные или наиболее редкостные экземпляры. Монеты с греческими надписями были исследованы в минимальной степени. Это требовало составления общей типологии распространённости моментмонет и в последующем публикацию общего каталога на основе критического сопоставления материалов больших европейских собраний. Научная командировка Соэги была связана именно с этой работой. Эккель к моменту прибытия в Вену датчанина уже успел сделать себе имя трактатом ''Numi veteres anecdoti'' (1775) и сводным каталогом венского монетного собрания, изданным в 1779 году. В этих компендиумах монеты австрийской императорской коллекции были сгруппированы по географическому принципу и представлены в хронологическом порядке. Метод позволил объединять продукцию монетных дворов, расположенных в исторических регионах и на средиземноморских островах{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=102—104|loc=''Daniela Williams and Bernhard Woytek''. Zoëga studente di numismatica. Il soggiorno a Vienna (1782) e i contatti con Joseph Eckhel}}.

В период работы с Эккелем, Соэга проводил в венском [[Мюнцкабинет|мюнц-кабинете]] по шесть часов в сутки, обыкновенно обрабатывая монеты одной группы за один раз; для руководства служили неопубликованные материалы обобщающего каталога ''Doctrina numorum veterum'', предоставленные учителем, а также рукопись его введения в нумизматику для студентов. Соэге было позволено увезти неопубликованный учебник Эккеля «Kurzgefaßte Anfangsgründe zur alten Numismatik» в Рим, он предоставлял универсальный метод построения и изучения любой нумизматической коллекции. Однако в силу жизненных обстоятельств датчанина, переписка с учителем возобновилась только в 1785 году. Соэга стал одним из главных профессиональных контактов в корреспондентской сети Эккеля; они обсуждали широкий круг вопросов нумизматики и [[Эпиграфика|эпиграфики]], обменивались информацией об археологических раскопках на всей территории Италии, в том числе в [[Габий|Габиях]]. Соэга охотно делился рисунками и описаниями коллекций кардинала Борджиа, с которыми постоянно работал, делился подсчётами числа поездок в Египет императора [[Адриан]]а, исходя из монетных легенд. Именно из переписки с Эккелем можно узнать, когда именно Соэга принял решение расширить предмет своих изысканий, перейдя от монет к реконструкции египетской религии (монеты со священными изображениями и формулами были отправной точкой); учитель тщетно пытался вернуть его «на путь истинный». Вероятно, начало издания восьмитомного введения в изучение древних монет Эккеля ''Doctrina numorum veterum'', начатого печатанием в 1792 году, также не могло стимулировать нумизматических исследований Соэги. Переписка между ними оборвалась в 1794 году как раз после выхода четвёртого тома, посвящённого александрийским монетам{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=105—108|loc=''Daniela Williams and Bernhard Woytek''. Zoëga studente di numismatica. Il soggiorno a Vienna (1782) e i contatti con Joseph Eckhel}}.

[[Файл:Appartamento borgia, sala dei santi, episodi del mito di iside e osiride 02.jpg|мини|слева|[[Пинтуриккьо]]. Плафон Залы святых в [[Апартаменты Борджиа|Апартаментах Борджиа]] с изображением [[Исида#Миф об Осирисе|мифа об Исиде и Осирисе]]]]

Находясь в Риме, в июне 1783 года Соэга получил предложение кардинала Борджиа привести в порядок его коллекцию греческих монет. В письме отцу Георг отмечал, что они лежали не рассортированныминерассортированными в нескольких пакетах. Выбор темы публикации — александрийских монет эпохи императорского Рима — был следствием желаний Стефано Борджиа, о мотивах которых ничего не известно. Французский историк искусства {{iw|Брико, Лоран|Лоран Брико|fr|Laurent Bricault}} проводил аналогии с [[Джованни Нанни да Витербо]] — монахом-[[Доминиканцы|доминиканцем]], секретарём папыПапы Римского [[Александр VI|Александра VI Борджиа]], который стремился опровергнуть влияние греческой культуры на развитие Древней Италии, и противопоставлял грекам египтян. Опираясь на [[Диодор Сицилийский|Диодора Сицилийского]], Джованни Нанни писал о путешествии [[Осирис|Осириса-царя]] в Италию, и выводил топоним «[[Апеннины]]» от имени бога [[Апис]]а; семейство Борджиа, согласно его выкладкам, происходило от египетского [[Геракл]]а, сына Осириса. Этот миф иллюстрировала [[фреска]] [[Пинтуриккьо]] [[Апартаменты Борджиа|в Ватикане]] с изображением пирамиды, Исиды и Осириса, иа также быка Аписа. Предложение кардинала было принято, так как Соэга в тот период ещё не думал оставаться в Риме, а на родине ему прочили должность куратора королевского минц-кабинета. В конце 1783 года в коллекцию Борджиа поступило существенное пополнение монет из Египта, что увеличило собрание на треть. Новое пополнение последовало в 1785 году из коллекции монастыря Сан-Бартоломео аль-Изола Тиберина, и так далее{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=111—113|loc=''Laurent Bricault''. Zoëga, pionnier de la numismatique alexandrine}}.

Каталог александрийских монет никогда не был самоцелью Соэги, который рассматривал его как источниковедческую основу к задуманному им исследованию египетских корней истории человеческой культуры. В 1784 году кардинал командировал датчанина во Флоренцию, Турин и Париж, где тот нашёл множество ранее неизвестных египетских монет периода от [[Марк Антоний|Марка Антония]] до [[Траян]]а, которые пополнили его каталог. В Париже Соэга имел возможность общаться со знаменитым аббатом [[Бартелеми, Жан-Жак|Бартелеми]], который был известен как автор «Путешествия юного Анахарсиса» и работ по дешифровке [[Финикийское письмо|финикийского]] и [[Пальмирское письмо|пальмирского письма]]. Соэга понимал, что ему придетсяпридётся составить новый компендиум, размером в четыре или пять раз более объёмный, чем подготовленный им в Риме, с новой системой нумерации и корпусом примечаний{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=114—115|loc=''Laurent Bricault''. Zoëga, pionnier de la numismatique alexandrine}}.

Вышедший в 1787 году том «Numi Aegyptii imperatorii prostantes in museo Borgiano Velitris» включал 404 страницы текста и 22 таблицы с гравированными образцами монет. В предисловии Соэга описал 48 использованных источников. Собственно каталог, объёмом 345 страниц, включал описание 3560 монет. Лоран Брико отметил, что вышедший в 1974—1983 годах пятитомный каталог А. Гейзена и В. Вайзера, посвящённый именно александрийским монетам («Katalog Alexandrinischer Kaisermünzen der Sammlung des Instituts für Altertumskunde der Universität zu Köln»), не превосходил по объёму публикации Соэги, включая 3421 единицу описаний. Соэга выстроил классификацию по хронологии царствований, помещая монеты с изображениями императриц после их мужей. Первые образцы относились ко времени Марка Антония (все из Парижа), последние — из коллекции [[Поукок, Ричард|Поукока]], — [[Лициний|Лициния]]. Образцы из коллекции Борджиа обозначались отдельно римской нумерацией. После описания монет следовал список египетских городов и [[Ном (Древний Египет)|номов]] в порядке появления на монетах, таблица соответствий лет правления императоров, соответствия [[Римский календарь|римского]] и христианского [[Юлианский календарь|юлианского календаря]], а также приложение с добавлениями, исправлениями и иллюстрациями. Структура каталога Соэги стала образцовой для последующих изданий. Первая рецензия вышла в августе 1788 года в издании «{{iw|L'Esprit des journaux francois et étrangers||fr|L'Esprit des journaux francois et étrangers...}}», и может быть охарактеризована как «восторженная». Эккель также высоко оценил точность описаний Соэги и его стремление учесть и опубликовать все мыслимые варианты изображений, легенд, и прочего, провести типологию римских провинциальных монетных дворов. Впрочем, Эккелю показалась сомнительной идея Соэги использовать аллегорический метод для трактовки монетных изображений, посвященныхпосвящённых египетским культам и мифологии. Здесь датчанин выступил последователем [[Кирхер, Афанасий|Афанасия Кирхера]] и [[Марсилио Фичино]]{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=116—119|loc=''Laurent Bricault''. Zoëga, pionnier de la numismatique alexandrine}}.

Датский египтолог Томас Кристиансен по материалам архива Соэги относил его первые подходы к исследованию Египта к периоду 1781—1782 годов. Обучение в немецких университетах сформировало в Георге решимость стать антикваром; этой же цели служило его научное путешествие. В инструкции министра [[Гульдберг, Ове Гёег|Гульдберга]] упоминались и «египетские идолы». Коллекция, в которой имелось 35 древнеегипетских предметов, частью, поступивших от [[Нибур, Карстен|Карстена Нибура]], упоминалась в дневнике Соэги от 15 апреля 1782 года, в записи речь шла о подготовке каталога собрания министра. Вероятно, хотя источники умалчивают об этом, Соэга многое почерпнул от художника Видевельдта, который перенял интерес к египетскому искусству от [[Пиранези, Джованни Баттиста|Пиранези]]. Когда Видевельдт в 1786 году опубликовал иллюстрированный каталог собрания Гульдберга, в предисловии речь шла о важности максимально точной передачи объектов на иллюстрациях, без искажений или умозрительной «реставрации», — идея, постоянно упоминаемая Соэгой в его собственных трудах. Судя по косвенным данным, Соэга мог присутствовать в [[Анатомический театр|анатомическом театре]] Копенгагена 11 декабря 1781 года, когда профессор [[Брюнних, Мортен Тране|Брюнних]] развернул [[Мумия|мумию]] из собрания Гульдберга. Стипендия, присуждённая Соэге, выплачивалась прежде Николаю Кристоферу Каллу (1749—1823), с семьёй которого Георг дружил в Копенгагене. Вторым получателем был {{iw|Вид, Андреас Кристиан|Андреас Вид|da|Andreas Christian Hviid}}, который изучал в Риме [[Геэз|эфиопский]] и [[коптский языки,язык]]и и первым из учёных -датчан стал клиентом кардинала Стефано Борджиа. Стипендиатом правительства зимой 1781—1782 годов был {{iw|Адлер, Якоб Георг Кристиан|Якоб Кристиан Адлер|da|Jacob Georg Christian Adler}}, который изучал [[Куфическое письмо|куфические]] монеты и коптские рукописи в собрании Борджиа. У кардинала Борджиа работал и {{iw|Бирк, Андреас|Андреас Бирк||Andreas Birch}}, занимавшийся египетскими библейскими рукописями, который познакомил Соэгу как со Стефаном Борджиа, так и с будущей женой Марией Петруччоли. Находясь на пути в Рим, Соэга открыл в Фюне два египетских саркофага, использовавшиеся местными жителями как поилка для лошадей; объекты были приобретены историком {{iw|Калл, Абрахам|Абрахамом Каллом|da|Abraham Kall}}. Таким образом, Египет как предмет изучения занимал Соэгу ещё до того, как он обосновался в Риме{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=124—129|loc=''Thomas Christiansen''. On the Origins of an Egyptologist}}.

Георг Соэга оказался первым учёным, который специально рассматривал египетскую коллекцию Борджиа как единое целое. Ныне она является ядром Египетского отдела [[Национальный археологический музей Неаполя|Национального археологического музея Неаполя]]{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=151|loc=''Rosanna Pirelli and Stefania Mainieri''. Georg Zoëga and the Borgia Collection of Egyptian Antiquities: Cataloguing as a Method}}. В источниках кардинал [[Стефано Борджиа]] описан как активный церковный деятель, который не всегда поддерживал мирные отношения с папой [[Пий VI|Пием VI]]. Однако для последующих поколений главную роль сыграл его домашний музей, значение которого вышло далеко за пределы обычного для аристократии [[Кабинет редкостей|кабинета редкостей]]. Коллекция развивалась в десяти тематических направлениях, каждое из которых было закреплено за приглашённым специалистом: кардинал предпочитал финансировать молодых иностранных учёных. За Соэгой было закреплено египетское направление; результатом работы стал так и не опубликованный каталог «Catalogo dei monumenti egiziani nel Museo Borgiano composto ed ordinato dal Sig. Giorgio Zoega dotto Danese nel mese di Ottobre del 1784». Сохранились две его рукописныхрукописные копии: одна в [[Королевская библиотека Дании|Королевской библиотеке Копенгагена]], вторая в муниципальной библиотеке [[Веллетри]], где была резиденция кардинала. Копенгагенская рукопись включала подробное описание 628 объектов, но систематизация каталога не была доведена до конца. Рукопись из Веллетри «Catalogo dei monmenti egiziani nel Museo Borgiano» переплетена и состоит из 99 страниц, материалы на которых хорошо организованы: даны не только описания предметов, но даже размеры. Сотрудницы Неаполитанского археологического музея Росанна Пирелли и Стефания Манериль предположили, что копенгагенская рукопись была черновиком и творческой лабораторией, а веллетрийская — подготовленным к печати трудом. Несмотря на то, что копенгагенский каталог датирован 1784 годом, в него добавлялись листы около 1790 года, и вообще в содержательном отношении он намного подробнее: включает зарисовки, заметки учёного и подходящие цитаты из античных текстов. Племянник кардинала Камилло Борджиа в 1814 году на основе каталога Соэги подготовил описание египетской коллекции, вошедшее в собрание источников по истории музеев Италии и изданное {{нп5|Министерство образования Италии|Министерством образования|en|Ministry of Public Education (Italy)}} только в 1878 году. Принцип организации в этом издании был основан на материале изделий: дерево, камень, бронза, [[фаянс]] и т. д. Были описаны 583 предмета, которые вошли в собрание Неаполитанского музея, из них в каталоге 1989 года были учтены лишь 464. Качество работы Соэги было настолько высоким, что позволило в 1980-е годы отождествить повреждённую мумию в картонаже из [[Саккара|Саккары]] (она поступила в коллекцию в 1785 году), а также оценить деятельность антикваров двухсотлетней давности, которые для повышения комплектности изделий и их цены, использовали для реставрации части разных скульптур, саркофагов, и иных изделий{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=152—155|loc=''Rosanna Pirelli and Stefania Mainieri''. Georg Zoëga and the Borgia Collection of Egyptian Antiquities: Cataloguing as a Method}}.

По определению египтолога Эмануэля Марчелло Чампини, публикацией монографии «О происхождении и назначении египетских обелисков» Георг Соэга обозначил новое направление в подходах западной культуры к наследию фараонов, отталкиваясь от ренессансно-алхимической концепции эзотерической мудрости египетской цивилизации. [[Список обелисков Рима|Установка оставшихся от древнегоДревнего Рима обелисков на площадях папской столицы]] в XVI—XVII веках знаменовала господство [[герметизм|герметической]] доктрины и попытки её использования. Подход Соэги контрастировал тем, что он однозначно рассматривал недешифрованную иероглифику как исторический источник и попытался дать ответ на значение обелисков для фараоновой древности. По словам Э. Чампини, его метод заключался в комплексной реконструкции значения памятника в современном и древнем контексте, при этом в трудах Соэги вообще нет упоминания о герметизме., Тото есть, вместо тайной «мудрости», доступной избранным, научный анализ был способен получить знание о древней культуре. Это было высшим достижением западной антикварной науки до дешифровки египетской письменности и появления египтологии в современном смысле этого слова{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=185—186|loc=''Emanuele M. Ciampini''. ''De origine et usu obeliscorum'': Some Notes on an Eighteenth-century Egyptological Study}}.

Папа Римский [[Пий VI]] в 1787 году продолжал градостроительную политику своих предшественников. Решившись воздвигнуть три обелиска, остававшихся с древности в земле, понтифик распорядился разузнать побольше о назначении и происхождении этих памятников. Выбор пал на Соэгу после рекомендации кардинала Борджиа и выхода в свет книги об александрийских монетах, поэтому последовало апостольское повеление написать книгу об обелисках, которое полностью отвечало интересам датчанина{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=161|loc=''Paul John Frandsen''. ''De origine et usu obeliscorum'': A Concealed Attempt at Deciphering Hieroglyphs}}. На гравировку египетских текстов для монографии Соэги понтифик ассигновал 12 000 скуди, но работа чрезмерно затянулась и была завершена лишь к 1800 году. Автор, тем не менее, велел напечатать на титульном листе 1797 год и снабдил книгу посвящением покойному римскому епископу. Тираж, несмотря на смутное время, составил 1000 экземпляров, 100 из которых были выданы автору вместо гонорара. Почти половина тиража разошлась среди ценителей и учёных в Англии, Соэга активно советовал книгу через друзей и знакомых, и в результате получил прибыль в 1100 скуди{{sfn|Jørgensen|1881|s=142}}.

Первая часть почти 700-страничного тома была посвящена обелискам, воздвигнутым в городе Риме. Далее следует описание памятников, доступных в других городах Италии и Европы, завершающая часть посвящена Египту и Эфиопии. Работа продемонстрировала эрудицию Соэги в плане изучения путевых записок путешественников. Египет Соэги восходит к культурной карте классической античности, описываясь вверх по течению Нила[[Нил]]а. Здесь много упоминаний о храмах и захоронениях, значение которых трактуется согласно [[Гекатей Абдерский|Гекатею Абдерскому]], а также пересказывается миф об Осирисе, основываясь на [[Диодор Сицилийский|Диодоре Сицилийском]]. Исследование письменности отталкивалось от «Иероглифики» [[Гораполлон]]а, но учитывалаучитывало все упоминания об иероглифике в античной литературе. Соэга предвосхитил построения позитивистов будущего века: древность предстаёт в своих памятниках, в том числе письменных, и главной задачей учёного является «заставить» заговорить её на своём языке{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=189—191|loc=''Emanuele M. Ciampini''. ''De origine et usu obeliscorum'': Some Notes on an Eighteenth-century Egyptological Study}}.

Ещё в 1784 году в одном из писем своему другу К. Эсмарху, Соэга наметил грандиозную исследовательскую программу. Её основой была дешифровка [[Египетское письмо|египетской письменности]], без которой было немыслимо познание древней цивилизации, чтобы «рассеять тьму, окутывавшейокутывавшую древнийДревний Египет со времён Моисеевых». Первыми шагами в этом направлении было изучение коптского языка и географии Египта, чтобы в дальнейшем перейти к истории и религии. Вероятно, эти планы он обсуждал и далее — во всяком случае, они были известны его покровителю Гульдбергу в 1787 году. После папского повеления об исследовании обелисков, у Соэги был целый год на изучение источников; строители сделали для него точнейшие прорисовки всех деталей изображений и письменных знаков{{sfn|Johansen|1935|s=250}}{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=160—162|loc=''Paul John Frandsen''. ''De origine et usu obeliscorum'': A Concealed Attempt at Deciphering Hieroglyphs}}.

В трактате об обелисках 226 страниц текста было посвящено иероглифике. Исходной установкой Соэги было использование [[Коптский язык|коптского языка]] для прочтения иероглифических знаков, но он не оставил систематического описания своего метода. Датский египтолог Пауль Йён Франдсен отмечал, что Соэга, видимо, «знал, что делает, и не имел надобности объяснять это непосвящённым». В архиве учёного сохранились материалы двух типов: систематизированные списки иероглифов, и зарисовки некоторых доступных ему памятников, где вместо иероглифов проставлены номера. Преимущественно он работал с текстами {{iw|Латеранский обелиск|Латеранского||Lateran Obelisk}} и неаполитанского памятников{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=162—164|loc=''Paul John Frandsen''. ''De origine et usu obeliscorum'': A Concealed Attempt at Deciphering Hieroglyphs}}. Из бумаг учёного следует, что он разобрался с тем, что иероглифические надписи могут иметь разное направление, а также совершенно верно понял назначение [[картуш]]ей — «название обозначенного имени собственного». Всего в предварительном каталоге Соэги приведены 137 описаний иероглифов (без всякого порядка), прорисовки 21 картуша и перечислены 53 группы знаков{{sfn|Томсинов|2004|с=114—115}}{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=165—168|loc=''Paul John Frandsen''. ''De origine et usu obeliscorum'': A Concealed Attempt at Deciphering Hieroglyphs}}.

# Числа,;

# Архитектурные детали,;

# Вазы,;

# Растения,;

# Разные сосуды,;

# Военные орудия,;

# Музыкальные инструменты,;

# Одежда,;

# Животные,;

# Части человеческого тела,;

# Мумии,;

# Человеческие фигуры,;

Используя коптский язык, Соэга пытался читать отождествлённые знаки фонетически. Так, он совершенно верно понял, что кружок обозначал Солнце и фонетически читался ''рэ''. НоОднако, вероятно, учёный так и не пришёл к мысли, что стандартные части иероглифических знаков одинаково читаются во всех сочетаниях и не требуют аллегорического истолкования. Изображения [[Скарабей|скарабея]] и [[Исида|Исиды]] могли означать для Соэги семь или восемь различных смыслов. Судя по переписке с Иоганном Эккелем и своим учителем Гейне (которые оба были настроены скептически), к августу 1792 года датский учёный разуверился в своей способности осуществить дешифровку иероглифов. Лишь спустя десятилетие, узнав об открытии [[Розеттский камень|Розеттского камня]] (гипсовый слепок с которого был доставлен в Париж осенью 1800 года), Соэга раздумывал вернуться к дешифровке иероглифики, поскольку трёхчастная надпись была ключом к прочтению [[Иератика|иератики]] и иероглифики, но этого так и не произошло{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=171—172|loc=''Paul John Frandsen''. ''De origine et usu obeliscorum'': A Concealed Attempt at Deciphering Hieroglyphs}}.

Согласно единогласному отзыву специалистов, «Каталог коптских рукописей» Соэги является одним из важнейших его научных достижений, и существенной вехой в развитии [[Коптология|коптологии]] как науки<ref>{{публикация|статья|автор=X.|заглавие=Zoega : Catalogus codicum Copticorum manu scriptorum qui in Museo Borgiano Velitris adservantur|издание=Revue des études byzantines|год=1904|номер=48|ссылка=https://www.persee.fr/doc/rebyz_1146-9447_1904_num_7_48_3562_t1_0315_0000_5|pages=315|язык=fr}}</ref>. По словам египтолога Анны Будорс, вклад Соэги в коптологию был по-настоящему новаторским и отличался высоким научным уровнем. Занимаясь каталогизацией коптских рукописей собрания Борджиа, он классифицировал рукописи по их языковым особенностям: написаннымнаписанные на [[Бохайрский диалект|бохайрском диалекте]] ([[литургический язык]] [[Коптская Церковь|коптской церкви]]; Соэга называл его «бахмурским»), на фаюмском диалекте и саидском, который в старой литературе именовался «фиванским». Работая с саидскими рукописями трудов патриарха [[Шенуте]], он столкнулся с принципиально новыми проблемами: например, будучион был принуждён работать с разрозненными листами папируса[[папирус]]а или расплетёнными тетрадями, содержащими разные, но близкие по содержанию сочинения, которые было нужно собрать по порядку и датировать, при практическом отсутствии элементов для сравнения. Результатом работы сталостали идентификация 35 сочинений Шенуте, до той поры совершенно неизвестных, и доказательство, что саидский диалект был литературным языком коптской древности, чей синтаксис и лексикон достигали максимальной сложности и изысканности. Впервые эти достижения были оценены [[Шампольон, Жан-Франсуа|Шампольоном]] в его рецензии 1811 года, тогда как [[Катрмер, Этьенн-Марк|Этьен Катрмер]] не имел о Соэге никакого представления. Последующие исследования показали, что только в пяти случаях датчанин ошибся с отождествлением текстов. Его публикации одной проповеди Шенуте и выдержек из второй в переводе на латинский язык, стали первыми, доступными широким слоям исследователей. А. Будорс отмечала, что точное понимание смысла и передача стиля оригинала Соэгой (например, [[Омонимия|омонимии]], отражённой в его комментариях) были замечательны для эпохи, когда не существовало сколько-нибудь качественных словарей и грамматик саидского диалекта{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=206—211|loc=''Anne Boud’hors''. Chénouté et Zoëga : l’auteur majeur de la littérature copte révélé par le savant danois}}.

До начала работы Соэги существовал единственный печатный каталог, выпущенный в 1785 году в Болонье {{iw|Мингарелли, Джованни Луиджи|Джованни Луиджи Мингарелли||Giovanni Luigi Mingarelli}}, который и послужил первоначальным образцом и ориентиром для работы. Коптология не входила в круг интересов датчанина, и в переписке труд по разбору коптских рукописей собрания Борджиа упоминается лишь после 1789 года, причём Соэга писал, что занялся этой работой «с неохотой». Стефано Борджиа явно выразил желание видеть опубликованным каталог своего коптского собрания в 1790 году, несмотря на недовольство Соэги. Приступив к изучению языка, Георг Соэга сразу осознал важность саидского диалекта, и сделал его основным предметом своих штудий. Причина заключалась в том, что именно саидская часть собрания Борджиа увеличивалась быстрее всего и требовала постоянного пересмотра классификации. Обратившись к проблемам кодикологии и [[Палеография|палеографии]], Соэга впервыепервым в новой европейской истории столкнулся с проблемой правильной идентификации кодикологической единицы: разрозненной тетради или листа, относящейсяотносящегося к одной и той же рукописи. Занятый своим египетским проектом, Соэга первоначально намеревался перепоручить эту работу датскому священнику {{iw|Энгельбрет, Вольф Фредерик|Вольфу Фредерику Энгельбрету|da|W.F. Engelbreth}}, но в результате проделал всю работу над каталогом в одиночку. В этом плане его работа была по-настоящему новаторской, поскольку Соэга даже представил образцы почерка и расположения текста в описываемых рукописях, делая прорисовку через наложение [[Калька (бумага)|кальки]]{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=216—220|loc=''Paola Buzi''. The ''Catalogus codicum copticorum manu scriptorum qui in Museo Velitris adservantur''. Genesis of a masterpiece}}.

Работа не прервалась даже после французской оккупации Рима и ареста и конфискации имущества Борджиа. К июлю 1798 года черновой вариант каталога был готов. Именно тогда и возникла идея включения в каталог какого-либо текста Шенуте в переводе, ввиду огромной исторической и литературной ценности его проповедей. Однако в 1799 году было разгромлено издательство Фульгони, специализировавшееся на восточных текстах, погиб и комплект коптских шрифтов. Лишь к 1803 году рукопись была завершена окончательно, что было засвидетельствовано в предисловии. Описания были разделены на три части сообразно диалектам: мемфисский, или бохайрский (82 единицы; преимущественно, рукописи из [[Вади-эль-Натрун]]), басмирский, или фаюмский (3 единицы) и саидский: 312 рукописей, преимущественно из [[Белый монастырь|Белого монастыря]] в [[Сохаг]]е. Внутри каждой языковой секции каталожные единицы были распределены по жанрам. Бохайрские рукописи были описаны по ватиканской коллекции, привезённой кипрским епископом Рафаэлем Туки (1701—1787). Для каждой рукописи (целых почти не было) указывалось число оставшихся листов с указанием исходной нумерации страниц, приводилось описание шрифта и описывалось содержание., Попо возможности, воспроизводилосьвоспроизводились название рукописи и [[Колофон (часть книги)|колофон]]. В предисловии Соэга писал, что начал с библейских рукописей на бохайрском диалекте, поскольку их было легче всего отождествить; это послужило школой для исследователя. Далее он продолжил работу с литургическими и святоотеческими текстами на том же диалекте, и только после этого мог обратиться к саидским проповедям и житиям. В Копенгагене сохранилась рукопись Соэги для типографии, по которой можно восстановить метод его работы. После определения содержания рукописи и полной «сборки» кодикологических единиц, учёный составлял краткое описание, затем добавлял транскрипцию оригинала и латинский перевод фрагментов, которые казались ему особенно важными. Отдельно записывались примечания, которые при [[Типографский набор|типографском наборе]] помещались в сноски{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=220—222|loc=''Paola Buzi''. The ''Catalogus codicum copticorum manu scriptorum qui in Museo Velitris adservantur''. Genesis of a masterpiece}}.

Каталог Соэги увидел свет уже после его кончины благодаря интересу со стороны государственного секретаря Святого Престола [[Бартоломео Пакка]], и хлопотам Бертеля Торвальдсена и Германа Шубарта. По словам египтолога и коптолога Паолы Бузи ([[Ла Сапиенца|университетУниверситет Ла Сапиенца]]), каталог Соэги является не только историческим свидетельством собрания Борджиа до его разобщения, но и представляет образец текстологической и кодикологической работы даже для учёных XXI века{{sfn|The forgotten scholar|2015|p=223|loc=''Paola Buzi''. The ''Catalogus codicum copticorum manu scriptorum qui in Museo Velitris adservantur''. Genesis of a masterpiece}}.