Обладая непревзойдёнными внешними данными: высоким ростом, статью, стройной фигурой, улыбкой и манерами аристократа, лицом итальянца-соблазнителя, — Воропаев рисковал остаться в [[амплуа]] романтического героя навсегда. И вправду, [[1960-е|601960-е годы]] подарили череду прекрасных ролей именно этого плана: и Кречинский ([[Сухово-Кобылин, Александр Васильевич|А. Сухово-Кобылин]], [[Свадьба Кречинского (пьеса)|«Свадьба Кречинского»]]), и [[Дон Жуан]] ([[Байрон, Джордж Гордон|Байрон]], «Дон Жуан»), и [[Ланцелот]] ([[Шварц, Евгений Львович|Е. Шварц]], [[Дракон (пьеса)|«Дракон»]]), и Учёный во второй редакции [[Тень (пьеса)|«Тени»]] [[Шварц, Евгений Львович|Е. Шварца]]… Но Воропаеву хотелось большего: он видел себя в характерных ролях. «Вы будете играть и это, и то», — сказал [[Акимов, Николай Павлович|Акимов]]. И выполнил обещание. Шут в «Двенадцатой ночи», Родольфо в «Цилиндре» — его лучшие характерные роли останутся в памяти поколений зрителей Петербурга.
==== После [[Акимов, Николай Павлович|Акимова]] ====
