Лебедев, Кастор Никифорович: различия между версиями

«…Поэтому министр юстиции попросил обер-прокурора Сената Кастора Никифоровича Лебедева ознакомиться с следственными материалами и высказать своесвоё мнение о том, сколь компетентно провела свою работу комиссия Шмакова.<br />

…Особо Лебедев рассмотрел жалобы Сухово-Кобылина на действия полиции и, якобы, причиненныепричинённые ему оскорбления и неудобства. Обер-прокурор совершенно справедливо указал в своемсвоём докладе на полную необоснованность высказанных претензий. В целом же, Кастор Никифорович Лебедев склонялся к тому, что убийство Симон-Дюманш совершили еееё слуги.»<ref>''А. И. Ракитин.'' "«Загадочные преступления прошлого"», 2004</ref>.

"Ни Рембелинский, ни сам Сухово-Кобылин так и не узнали, что сведущий и образованный юрист, способный дать ясное и обоснованное заключение, в Министерстве юстиции всевсё-таки был. И оба наверняка несказанно удивились бы, если бы им назвали его имя.

Это был не кто иной, как Кастор Никифорович Лебедев. Да, тот самый Лебедев; его-то Сухово-Кобылин и высчитал тогда как одного из своих главных министерских недругов. И вывел на сцену как Кандида Касторовича Тарелкина — одного из главных и самых загадочных персонажей «Дела» и «Смерти Тарелкина». Любопытны почти текстуальные совпадения меж дневником сенатора (Сухово-Кобылин, разумеется, не мог знать этот дневник, по крайней мере, когда писал пьесы) и трилогией. В лейпцигском издании «Дела» Кандид Касторович поминает своего папашу — с многоопытного по канцелярской казуистике «тятинькой Кастором Никифорычем списывался»2, то есть впрямую называет имя и отчество Лебедева.<br />

Сразу скажем: Лебедев не испытывал никаких личных симпатий ни к самому Сухово-Кобылину с его демонстративным моральным фрондерствомфрондёрством, ни к людям его круга, попирающим, по мнению обер-прокурора, священные семейные устои. Тем большее значение имеет его здравая оценка дела.

По мнению Лебедева, «настоящее дело заключает в себе все совпадения, для разрешения необходимые, и <…> новое дополнение не приведет к более положительному дознанию истины». А «сознание убийц следует признать за совершенное доказательство и затем принять единогласную резолюцию <…>».<br />

Увы, умная и толковая записка, где всевсё обосновывалось проверенными фактами, а не буйными домыслами, где дельно и в сжатой форме анализировались все судебные материалы, легла под сукно и никак не повлияла на дальнейший ход дела. Лебедевская записка не вошла ни в один официальный свод документов судебного процесса: обнаружить еееё удалось в другом фонде Российского государственного исторического архива.