Прасковья Иоанновна: различия между версиями

В дневнике голштинского камер-юнкера Берхгольца написано: «она брюнетка и недурна собой», а леди Рондо, видевшая еееё незадолго до смерти, нашла, что, несмотря на сильное нездоровье, она «все-таки еще красива»<ref name="пол">[[Русский биографический словарь]]</ref>.

Половцев пишет: «Оставаясь долгие годы неотлучно при своей суровой матери, царевна мало-помалу привыкла к рабскому подчинению еееё воле и утратила всякую самостоятельность. Когда умерла еееё мать, царевне Прасковье Иоанновне шел уже 30-й год, и на неенеё пали все хлопоты по разделу имущества и имений царицы, а затем по управлению ими. Что-то робкое и нерешительное проявляется во всех еееё действиях: для более успешного окончания разных дел она стала раздавать взятки влиятельным лицам, обращалась к князю Меньшикову и к его жене с просьбами о себе и сестре и писала почтительные родственные письма во дворец»<ref name="пол" />.

В короткое царствование [[Петр II|Петра II]] для Прасковьи Иоанновны образуется особый «двор», и она пользуется на свое прожитье весьма значительными по тому времени субсидиями из государственной казны: так, в 1728 г. на содержание еееё двора отпускается из казны 12 тысяч рублей в год, а через год это содержание достигает 17 тысяч. В 1728 г. Прасковье Иоанновне был пожалован в Москве дом, из принадлежавших кн. Меньшикову и отписанных после его опалы в казну.

Дмитриев-Мамонов скоропостижно умер 24 мая 1730 г., в то время, как ехал в карете с императрицей Анной Иоанновной. Прасковья Иоанновна пережила его на полтора года. На расходы по еееё погребению было отпущено московскому генерал-губернатору [[Чернышёв, Григорий Петрович|Г. П. Чернышеву]] 30 тысяч рублей.