Транспозиция (музыка): различия между версиями

{{ЗначенияДругие значения|Транспозиция}}

# облегчить чтение нот, переместив их в более привычную [[Октава|октаву]] (на профессиональном жаргоне  — «октавный транспорт»).

При том, что в современном исполнительстве транспозиция применяется широко и многообразно, существуют эстетические и этические пределы этой исключительно «прикладной» (на первый взгляд) процедуры. Выход за такие пределы чреват изменением композиционно-технического, а в крайних случаях, и этического замысла композитора. Смена этоса музыки особенно заметна в вокальных транспозициях, в связи с естественными ограничениями диапазона человеческого голоса (с повышением регистра голос человека становится более напряжённым и крикливым, наоборот, с понижением  — расслабленным и невнятным). Перемена этоса может происходить и при «гендерной» транспозиции (сочинение, задуманное для высокого женского голоса, исполняет бас). Глобальное изменение высотной позиции (ради удобства певца) может также привести к переменам во взаимоотношении вокала и инструментального сопровождения, особенно в тех случаях, когда композитор ''специально'' задумывает «диалог» голоса и инструмента, придаёт значение тому или иному тембру инструмента, планирует инструментальную [[Фактура (музыка)|фактуру]] с учётом тесситуры вокалиста (тем самым регулируя, например, «сонорную плотность» ансамбля). В этой связи некоторые композиторы относятся к транспозиции отрицательно. Например, [[Мусоргский, Модест Петрович|М. П. Мусоргский]], придававший исключительное значение регистровой специфике, задумывал фортепианный аккомпанемент в зависимости от тесситуры вокалиста и  т. д., в автографе своей песни «Сиротка» прямо объявлял себя «врагом транспозиции»<ref>Цит. по: Наследие М. П. Мусоргского: Материалы к Полному собранию сочинений. Составление и общая редакция Е.Левашева. М., 1989, с.118.</ref>. [[Прокофьев, Сергей Сергеевич|С. С.  Прокофьев]] сетовал на то, что при транспозиции собственных сочинений всего лишь на тон вверх у него «выходило сплошное враньё»; композитор относил этот «феномен» за счёт собственной привычки<ref>«Странный феномен! Автор крепко прирастает к своим тональностям». Цит. по: ''Сергей Прокофьев''. Дневник 1919-19331919—1933. Париж: sprkfv, 2002. С.277.</ref>.