Обсуждение:Александрийский столп (образ)

СТОЛП ИЛИ КОЛОННА?

Тема эта, разумеется, основательно исследована уважаемыми и маститыми специалистами, так что, казалось бы, создающему её недоразумению давно пора развеяться полностью и бесповоротно. Однако, сталкиваясь-таки на просторах Рунета с этим недоразумением вновь и вновь, дерзну, пожалуй, подбросить и свою ничтожную любительскую соломинку в груз соображений, которому суждено его, недоразумение, в конце концов, надеюсь, погрести окончательно. Ал. Серг., как известно, создал свой шедевр, при жизни застенчиво и благоразумно неопубликованный, в тот самый период, когда его внутренний душевный конфликт, вызванный контрастом зрелого гения с камер-юнкерским мундиром, стал принимать особенно острые формы. Неизбежная потребность в гиперкомпенсации естественно и небезосновательно повлекла сравнение собственного творчества с чем-то особенно грандиозным, масштабов совершенно экстраординарных. Могло ли быть выбрано стороной этой бинарной оппозиции недавнее на тот момент творение Монферрана? При всех несомненных художественных достоинствах колонны именно размеры её отнюдь не были как-то особенно примечательны. Архитектор и не стремился соорудить доминанту более, чем локальную. Соразмерная фасадам Зимнего и Генштаба, колонна видна пешеходу лишь с собственно Дворцовой да ещё с некоторых прилегающих территорий, даже на Университетской набережной придётся поискать место, чтобы разглядеть ангела поверх крыши Эрмитажа. Общегородские доминанты, хотя бы такие, как давно и устойчиво славные далеко за пределами Петербурга шпили Петропавловки, Адмиралтейства и Михайловского замка (122, 72 и 64 метра), заметно превосходили скромную высотой сорокавосьмиметровую, вместе с крестом, Александровскую колонну. Ко времени написания "Памятника" заканчивалось возведение купола Исаакиевского собора, от балюстрады которого ангелы наблюдают своего одинокого собрата на Дворцовой свысока. Пару лет, как поставленная во славу "коллежского асессора по части иностранных дел, плешивого щеголя, властителя слабого и лукавого", никаким образом не подходила та колонна на роль антитезы гениальному словесному творчеству, к которому "не зарастёт народная тропа". Александрийский же маяк, столп, волею Птолемеев в незапамятные времена возведённый на острове Фарос, зачисленный в Семь чудес и после трёх сокрушительных землетрясений оставшийся лишь бесплотной легендой в памяти поколений, уже одной только этой своей легендарностью обрёл значение общемировое географически и непреходящее исторически. Пусть не так и важно, что олимпиец на его вершине стоял когда-то даже десятком саженей выше, чем тот из наших ангелов, который взлетел на шпиль Петропавловки, но и об этом не забудем. Вот этот образ действительно был достоин сравнения с Нерукотворным памятником гениальному поэту, непокорная глава которого, таким образом, метафорически возносилась в те выси недосягаемые, где нет места материальным предметам. Что, собственно, восхищённая публика и наблюдает скоро уже два столетия. А замечательному бронзово-гранитному сооружению в центре главной петербургской площади остаётся его достойное, заслуженное, земное, осязаемое наименование: Александровская колонна. Александр Ан. Аникин 14:59, 19 апреля 2015 (UTC)Александр Ан. Аникин

• Хоть «Википедия» и не форум и здесь не поощряются вольные беседы, но на этой затерянной странице десяток лишних строк «от себя», надеюсь, никого не оскорбит. Итак: Вы рассуждаете здраво и многие из интерпретаторов пушкинского «Памятника» согласились бы с Вами. Но Вы игнорируете символическое прочтение Александровского монумента, которое у поэта могло быть даже шире, чем предполагалось идеологическим официозом. Некоторые литературоведы, которые не глупее нас с Вами, посчитали, что в этом пушкинском образе дежурные классицистические декорации менее важны, чем петербургская тема, актуализирующая, между прочим, сюжет «художник и власть», Пушкину не чуждый. В статье об этом есть. Ваши наблюдения над чисто градостроительным аспектом постановки колонны, хоть и не лишены интереса и по-своему подсвечивают проблему, всё же предлагают довольно узкий аналитический ракурс: едва ли Пушкин мыслил в категориях ГИОП. И, может быть, главное: то «недоразумение», которое Вы надеетесь увидеть окончательно развеянным, само по себе есть интересный феномен культуры, обогащающий прочтение пушкинского образа и даже городскую мифологию. Важно не разоблачить, а раскрыть полноту проблемы. Это, впрочем, мой субъективный вывод как автора статьи. Я начинал её с близким Вам просветительским пафосом именно с целью посрамления невежд, а пришёл к тому, что, во-первых, однозначно дешифровать пушкинский символ не удаётся, а во-вторых, не исключено, что эта неоднозначность намеренно заложена Пушкиным или, как минимум, намеренно не устранена им. Andrei Pilipenko 08:44, 20 апреля 2015 (UTC)