Борис Михайлович Иофа́н (16 [28] апреля 1891, Одесса, Херсонская губерния — 11 марта 1976, Барвиха, Московская область) — советский архитектор, один из ведущих представителей сталинской архитектуры, соавтор и главный архитектор неосуществлённого проекта Дворца Советов, народный архитектор СССР (1970), лауреат Сталинской премии второй степени (1941).

Борис Иофан
Основные сведения
Страна
Дата рождения 16 (28) апреля 1891[1][2]
Место рождения
Дата смерти 11 марта 1976(1976-03-11)[3][4] (84 года)
Место смерти
Работы и достижения
Учёба
Работал в городах Москва, Барвиха, Миусинск
Важнейшие постройки Дом на набережной
Градостроительные проекты Архитектурно-планировочные решения Черкизова, Северного Измайлова, Марьиной Рощи
Нереализованные проекты Дворец Советов
Награды
Орден Ленина Орден Трудового Красного Знамени Орден Трудового Красного Знамени Орден Красной Звезды
Премии
Сталинская премия 2-й степени — 1941
Звания
Народный архитектор СССР — 1970
Логотип Викисклада Медиафайлы на Викискладе

Одессит Борис Иофан в 1914 году уехал в Италию, где получил академическое архитектурное образование, первый опыт профессиональной деятельности и примкнул к международному коммунистическому движению[⇨]. В 1924 году Иофан вернулся в СССР и построил ряд жилых и общественных зданий в Донбассе и в Москве[⇨]; в 1927—1933 годах по проекту Иофана был построен крупнейший жилой комплекс Москвы — Дом ЦИК и СНК СССР[⇨]. С 1931 по 1953 год Иофан — главный архитектор Управления строительства Дворца Советов. На первом и втором конкурсе проектов Дворца Иофан выступил с модернистскими предложениями, на третьем и четвёртом — с монументальными проектами башен-зиккуратов. Канонический облик Дворца, увенчанного гигантской статуей В. И. Ленина, был разработан в 1933—1937 годах совместно Иофаном, В. А. Щуко и В. Г. Гельфрейхом. В 1943 году, после прекращения строительства и демонтажа собранных конструкций Дворца, Иофан составил «свердловский вариант» проекта, в 1947—1956 годах — ещё шесть вариантов уменьшенной высоты и кубатуры.

Во второй половине 1930-х годов Иофан создал проекты павильонов СССР на всемирных выставках в Париже и Нью-Йорке и станции метро «Бауманская». Избегая копирования приёмов классической архитектуры, Иофан развивал собственный стиль, использовавший ступенчатое наложение вертикальных плит, пилонов или стел для создания подчёркнуто экспрессивных образов[⇨]. Весной 1948 года Иофан приступил к проектированию Главного здания МГУ на Ленинских горах, но несколько месяцев спустя попал в опалу и был отстранён от ведения крупных проектов[⇨]. После смерти И. В. Сталина архитектор работал над планировочными решениями новых и реконструируемых районов Москвы[⇨].

Ранние годы править

 
Дом Иофанов на Елисаветинской улице

Борух (Борис) Иофан родился 16 (28) апреля 1891 года[7] в Одессе в семье Соломона и Голды Иофан[8] (Иофан — редкий вариант еврейской фамилии Яффе[9]). Семейство, по одесским меркам, считалось средним классом[10] и снимало квартиру в «доме с атлантами» на Елисаветинской улице[11]. В советские годы Иофан писал в автобиографии, что его отец служил швейцаром в гостинице, но более вероятно, что Иофан-старший был её администратором или даже владельцем[12]. Все его дети получили достойное образование: Дмитрий и Борис стали архитекторами, Софья — художником, Анна — учителем, Раиса — акушеркой[13]. Все они стали известны под русскими именами в связке с отчеством Михайлович или Михайловна[14]. До 1917 года смена имени предполагала переход из иудаизма в православие, но, судя по тому, что и Дмитрий, и Борис подвергались ограничениям в связи с процентной нормой, ни один из них не крестился[15]. Смена имени была для Иофанов лишь вынужденным ответом на антисемитизм, а для Бориса — ещё и отражением его левых взглядов, которые позже привели его к вступлению в Итальянскую коммунистическую партию[16].

Братья Иофаны обучались в одесской художественной школе — негосударственном среднем училище для мальчиков и девочек, не связанном «процентной нормой»[17], которое помимо художественной подготовки давало и общее образование по программе реального училища[18]. Выпускники одесской школы имели право поступать в петербуржскую Академию художеств без вступительных экзаменов[19]; Дмитрий Иофан, окончив школу в 1901 году[20], поступил в Академию и окончил её в 1911 году[21]. Карьера Дмитрия поначалу складывалась удачно: совместно с С. С. Серафимовым он выиграл конкурс на здание Главного казначейства на набережной Фонтанки[22], а затем получил подряд на проектирование и строительство доходного дома Бурмистрова на Большой Дворянской[23].

Борис поступил в одесскую школу в возрасте 12 лет в 1903 году[24][25]. К этому времени российская архитектура уже пережила увлечение модерном и отвергла его[26]. Молодой Борис не ценил ни модерна, ни преобладавшей в Одессе эклектики 1880-х годов; его вкусы склонялись к «лаконическому» варианту классицизма[27]. Классический мотив статуи дюка де Ришельё, возвышающейся над ступенями Потёмкинской лестницы, позже повторится в проектах выставочных павильонов и Дворца Советов[28]. Окончив школу в 1911 году с дипломом техника-архитектора, Борис отправился отбывать воинскую повинность в Екатеринослав, и после недолгой службы уехал в Петербург. Не сумев поступить в Академию, он подрабатывал помощником у И. И. Долгинова и А. А. Таманяна[19]. Он помогал Дмитрию в работе над домом Бурмистрова, и восхищённо следил за строившимся тогда же зданием германского посольства. Мотивы здания, спроектированного Петером Беренсом и построенного Людвигом Мис ван дер Роэ, в 1940-е годы воплотятся в проектах Бориса Иофана[29]. Таманяновский проект многофункционального доходного дома Щербатова в Москве, в свою очередь, предвосхитил будущий «Дом на набережной»[30].

Итальянский опыт править

В России начала XX века академический гран-тур оставался непременной частью профессиональной подготовки архитектора; через мастерские Парижа и Рима прошли А. В. Щусев, И. В. Жолтовский и множество иных современников Иофана[31]. Борис Иофан, воспользовавшись советом и денежной помощью Дмитрия, уехал в Италию незадолго до начала Первой мировой войны[32][33]. Посетив по пути Париж и Пизу[33], он поступил на третий курс Королевского института изящных искусств при Римском университете[7] (в XXI веке отделение университета «Сапиенца»[34]). В консервативной[35] программе обучения, со слов Иофана, «господствовал модерн»[36][37]. Стилистика конца столетия была ему чужда[38][37]. Не увлекала его и архитектура ректора института Манфредо Манфреди[it]: по мнению Иофана, «мастер высокой культуры и больших знаний, к сожалению, был верным воспитанником школы восьмидесятых [1880-х] годов — этого ужасного, на мой взгляд, периода архитектурного безвременья»[36][38]. Иофан предпочитал учиться непосредственно на памятниках римской античности; преподаватели этому не препятствовали, а, напротив, поощряли изучение классики[36][39].

В 1916 году Иофан окончил курс в Королевском институте и продолжил обучение в Высшей инженерной школе при Римском университете[7][40]; тогда же он начал практическую работу как дипломированный архитектор[41]. Он быстро обзавёлся полезными знакомствами в среде итальянских строителей[42] и внутри русской диаспоры — как с эмигрантами-аристократами, так и со сторонниками большевиков[43]. Ему довелось работать под началом Антонино Либери[it][44] и Густаво Джованнони[it][45][46], а главным авторитетом и учителем Иофана стал Армандо Бразини[36][47][48]. Активный сторонник Муссолини и в будущем доверенный архитектор Джузеппе Вольпи, Бразини в 1910-е годы ещё не был признанным мастером, и зарабатывал дизайном интерьеров и сценографическими заказами[49]. Годичная стажировка в его фирме (предположительно, в 1918 году[50]) началась с конфликта: Браззини предпочитал работать с глиняными моделями, а Иофан — с набросков углём; в итоге, как писал первый биограф Иофана И. Ю. Эйгель, «старший признал правоту младшего, а Иофан на всю жизнь усвоил необходимость проектировать на моделях»[51].

Круг собственных проектов, реализованных Иофаном в Италии, точно не установлен. И. Ю. Эйгель перечисляет пять общественных зданий в разных провинциях Италии, «особняк», «многоквартирный дом» и «жилые дома типа коттеджей» в Риме[52], но попытки исследователей XXI века идентифицировать на местности эти дома и коттеджи не имели успеха[53]. Лишь три проекта (в том числе один неизвестный Эйгелю) сохранились в форме авторских графических листов[54]. Первой достоверно известной и идентифицированной работой Иофана стала поминальная часовня на римском кладбище Кампо-Верано[50]. Достоверно известны и обстоятельства работы Иофана над расширением кладбища в Нарни, реализованным в упрощённом по сравнению с проектом виде[55]. Сам Иофан в автобиографии подробно рассказывал лишь об электростанции в Тиволи, которую ему однажды пришлось отключить, чтобы сорвать фашистское сборище в Риме[56][57] — но какой-либо документации о его работе в Тиволи не сохранилось[57].

Брак, политическая деятельность и переезд в СССР править

 
Панорама Нарни в 2023 году

Вероятно, уже в 1916 году Иофан встретил в Нарни Ольгу Фабрициевну Огарёву (1883—1961) — дочь герцога Фабрицио Сассо-Руффо (1846—1911) и княгини Натальи Александровны Мещерской (1849—1918)[58][59]. В 1908 году Ольга вышла замуж за офицера-гвардейца Бориса Огарёва; в этом браке родились дочь Ольга (1909, Париж — 1986, Москва) и сын Борис (1911 или 1910[60], Санкт-Петербург — ?)[61][62]. После рождения второго ребёнка супруги расстались[58][59]. Княгиня Мещерская, а вслед за ней и Ольга с детьми обосновались в Италии, в просторной вилле, построенной на месте бывшего монастыря Ле-Грацие близ Нарни[63][64][65]. Часть виллы отводилась под учреждённую Ольгой частную школу, часть — под пансион для эмигрантов из России[63].

Ольга и Борис поддерживали отношения с левыми итальянскими радикалами, в их доме часто гостили коммунист Карло Фарини[it] и социалистка Чезира Фиори[66]. Агент Коминтерна А. А. Визнер устраивал на вилле, с ведома хозяйки и при прямом участии Иофана, встречи итальянских левых с нелегалом из Москвы В. А. Дёгтем[59][67][68]. В мае 1921 года, когда Иофан был в отъезде, вилла была разгромлена отрядом чернорубашечников; Ольге с детьми пришлось скрываться у знакомых в городе[69]. В том же 1921 году, после выделения промосковской части итальянских социалистов в обособленную Итальянскую коммунистическую партию, Иофан и Ольга вступили в ряды итальянских коммунистов[70].

Итальянская полиция настаивала на выдворении Визнера, Иофана и Ольги, но пришедший в 1922 году к власти Муссолини не соглашался, опасаясь встречных действий СССР в отношении итальянцев[68][71]. После налёта чернорубашечников на недавно учреждённое представительство РСФСР в Риме он попытался замять конфликт и порекомендовал советским властям учредить полноценное посольство и построить в Риме соответствующее его роли здание[72]. Проектирование нового посольства на берегу Тибра было поручено Иофану. Он сумел создать себе исключительное положение при постпредстве, а затем вошёл в доверие к А. И. Рыкову[43]. В 1924 году Рыков, занявший после смерти В. И. Ленина посты председателя СНК СССР и СНК РСФСР, приехал с супругой на лечение в Италию [73]. Рыковы искренне сдружились с Иофаном и Ольгой, ставшими на время их проводниками по Риму, и настоятельно рекомендовали им переехать в СССР[74].

Иофан немедленно принял предложение: он больше года не имел заказов, и вряд ли мог рассчитывать на них при фашистском режиме[75]. Вероятно, Ольге решение далось намного сложнее: её родственники пали жертвами красного террора, и её беспокоила судьба детей-подростков[76]. По воспоминаниям Н. А. Рыковой, Ольга с детьми переехала в Москву лишь три года спустя, когда Иофан уже построил семье новый дом на Русаковской улице[77]. Брак Иофана и Ольги остался бездетным[77]. Дети Ольги от первого брака жили в Москве под покровительством отчима[77]; Ольга-младшая стала инженером-химиком, Борис-младший — авиационным техником[60][62].

Первые работы в СССР править

 
Один из домов посёлка на Русаковской улице. Фото 2017 года

События, последовавшие за переездом Иофана в СССР, И. Ю. Эйгель описывает лаконично: «[в 1924 году] Иофан был принят кандидатом в Российскую коммунистическую партию (большевиков) и выехал в Донбасс на строительство Штеровской электростанции»[78]. В действительности, по мнению итальянского исследователя Федерики Патти, имел место необычный и необъяснимый карьерный рост[79]. Никому не известный начинающий архитектор приехал в чужую ему Москву, только начинавшую восстанавливаться после гражданской войны[79]. Он не участвовал в дискуссиях, выставках и конкурсах, он вообще не взаимодействовал с советским художественным сообществом — и сумел в первый же год, минуя все процедуры, получить ряд важных заказов, а в 1927 году возглавил проектирование крупнейшего в Москве «Дома на набережной»[79]. Протекция Рыкова помогла Иофану в начале пути, но она не объясняет быстроты его взлёта и его авторитета в среде партийной номенклатуры[79].

 
Административный корпус Сельскохозяйственной академии. Фото 2022 года

Первый советский проект Иофана — жилой посёлок Штеровской ГРЭС на две тысячи жителей — был начат постройкой в 1924 году и завершён в 1931 году. Иофан постарался придать ему облик естественно развившегося городка и характерные итальянские черты — насколько позволял бюджет[80]. Первый проект в Москве — посёлок на Русаковской улице — был заложен в 1925 году. «Опытно-образцовые дома для рабочих»[52] строились по инициативе Ф. Э. Дзержинского на средства, конфискованные у «врагов народа»[81]. Вероятно, Дзержинский выбрал архитекторов по рекомендации Рыкова, и под впечатлением от иофановского проекта мавзолея Ленина[82]. Основным автором стал Борис Иофан, а работавший в проектном бюро НКВД Дмитрий Иофан[83] обеспечивал «лицензионную чистоту» проекта, пока Борис оформлял разрешение на самостоятельную работу[84]. Иофан и здесь воспроизвёл итальянские мотивы, создав атмосферу южного города[85]. Плоские оштукатуренные стены лишены каких-либо украшений; характерный облик квартала формируют его второстепенные объёмы — подъезды, проёмы, угловые ниши, лёгкие круглые балконы[85]. Городок на Русаковской был полностью завершён в 1926 году и заселён командным составом НКВД[86]. Здесь же поселился и сам Иофан с Ольгой и её детьми от первого брака, и семьи сестёр Иофана, и родители жены Рыкова — что породило ложные слухи о том, что она и Иофан были родственниками[86]. Рыковы и Иофаны поддерживали приятельские отношения до февраля 1937 года; незадолго до ареста Алексей Рыков попрощался с Борисом Иофаном и попросил того более не звонить и не приходить[87].

В 1926—1927 годы Иофан построил на Воронцовом Поле, на месте сожжённого в 1915 году здания[88], Опытную станцию института Карпова — симметричную композицию, увенчанную куполом двусветного аудиторного зала[89][90]. Её стилистика — предельно упрощённая модернизированная неоклассика — непосредственно предвещала будущие Дом на набережной и Дворец Советов[91]. В 1927 году Иофан спроектировал просторный городок Сельскохозяйственной академии, которой тогда руководил старый знакомый архитектора В. А. Дёготь[92]. По мнению В. В. Седова, Иофан неожиданно перешёл «к чистому и какому-то отчаянному конструктивизму», отказавшись и от заветов Бразини, и от каких-либо итальянских мотивов … «сила техноморфной и новаторской архитектуры захватила Иофана полностью»[93]. Проект Сельхозакадемии был реализован частично к 1931 году; самая интересная его часть — модернистская композиция из двух аудиторий — построена не была[94].

«Дом на набережной» и «Барвиха» править

 
«Дом на набережной». Фото 2017 года

В 1926 году Иофан представил Рыкову план строительства трёх новых жилых комплексов для партийного руководства[95]. Первая очередь — группа семиэтажных монолитных домов с кирпичной облицовкой — располагалась между Никитскими Воротами и Кудринской площади и была рассчитана на 200 квартир, от трёхкомнатных до пятикомнатных[96][97]. В январе 1927 года Рыков образовал комиссию по постройке и назначил Иофана на пост её главного архитектора[97]. Подчинённый Рыкову секретарь ЦК А. С. Енукидзе утвердил план и бюджет строительства, а через месяц комиссия постановила перенести его ближе к Кремлю, на Моховую улицу, и увеличить вместимость до 400 квартир[98][97]. Затем участок на Моховой был передан под строительство библиотеки имени Ленина, и в июне 1927 года стройплощадку жилого комплекса перенесли на место Винно-Соляного двора на Всехсвятской улице[97][99]. Количество квартир возросло до 505, в требованиях к планировке квартир появились комнаты для прислуги[100]. В порядке исключения, высота здания увеличилась до 10 этажей при законодательно установленном максимуме в 6 этажей[101]. Архитектурная пресса негодовала, что столь масштабный объект достался Иофану без конкурса и без обсуждения; это не повлияло ни на его репутацию, ни на ход работ[102][103]. Они оказались неожиданно сложными и дорогими, и продолжались с лета 1927 года[104] до осени 1932 года[105], а с учётом благоустройства дворов и набережных — до конца 1933 года[105].

Строительство сопровождалось множеством происшествий, нарушений и злоупотреблений[106]. Руководителей среднего звена то и дело увольняли или отстраняли от работы, но Иофан отделался лишь выговором за «недоработку мероприятий» и самовольную поездку за границу[106][107]. Уже в 1931 году[108] он вселился в просторную квартиру на одиннадцатом этаже строящегося дома, ставшую его пристанищем на 45 лет[109][110]; неподалёку, в бывшем доме Зотова, разместилась его мастерская, в ближайшем будущем — штаб проектирования Дворца Советов[111]. Иофан прочно утвердился в первом ряду советских архитекторов[112] и занял в нём уникальное место посредника между мастерами старой школы и молодыми модернистами[113]. Он не вступал в конфликты с властью из-за сноса старинных памятников[114], он почти не участвовал в профессиональных дискуссиях, а во время спора между модернистами и Л. М. Кагановичем по поводу проекта библиотеки имени Ленина открыто поддержал власть[115].

«Дом на набережной» стал крупнейшим и самым заметным из завершённых зданий межвоенной Москвы[116]. Комплекс построен на свайном поле площадью около трёх га[117]. Сваи, забитые до скального основания, несут мощные железобетонные плиты; на них опираются железобетонный каркас и внешние стены из кирпича[117]. Жилые корпуса высотой в 10 и 11 этажей сгруппированы вокруг трёх внутренних дворов, которые соединяются проездами высотой в два-три этажа[117]. В состав комплекса входили «клуб имени Рыкова» с залом на 1300 мест и десятками вспомогательных помещений, кинотеатр «Ударник» на 1500 мест, универсальный магазин, почта, телеграф и разнообразные бытовые службы[118]. Стилистически, по мнению Ю. Л. Слёзкина, «дом на набережной» был переходной формой от конструктивизма к неоклассицизму[119]. Его конструктивистские детали не образуют конструктивистской целостности; его массивные, близко поставленные корпуса по-классически монументальны[119]. По мнению Деяна Суджича[en], «дом на набережной» и строившийся почти одновременно санаторий «Барвиха» были бесспорными образцами европейского модернизма[120]. В них уже не было итальянской лёгкости, и ещё не было признаков американского ар-деко[120].

Первая очередь «Барвихи» была построена в 1929—1934[52] годы по заказу Лечсанупра Кремля и также предназначалась для советской партийной элиты[121]. Авторская обстановка палат «Барвихи» следовала образцам лондонских отелей, а изюминкой проекта стали круглые в плане палаты с циркульными эркерами, каждый из которых имел выход на собственный балкон[122]. Стилистика санатория, по мнению Суджича, склонялась скорее к немецкому модернизму Эриха Мендельсона, нежели к архитектуре Ле Корбюзье или советских конструктивистов[123]; в том же ключе была выдержана и спроектированная в 1921 году дача Рыкова[124]. В загородном санатории Иофан был практически не стеснён «руководящими указаниями» и официальным стилем, обязательным для столичных зданий[125]. М. А. Костюк полагает, что «Барвиха» совмещала в себе новейшие идеи рационалистов и функционалистов и стала единственным проектом Иофана, выполненным безоговорочно в русле советского авангарда[125].

Дворец Советов править

В конце 1930 или начале 1931 года И. В. Сталин принял решение о строительстве в Москве Дворца Советов[126]. В феврале 1931 года ЦИК СССР учредил трёхуровневую управляющую структуру и включил Иофана в состав её исполнительного звена — Управления строительством Дворца Советов (УСДС)[126]. Формально занимая второе после М. В. Крюкова место в иерархии УСДС, Иофан c самого начала принял на себя роль главного архитектора Дворца[126][127][128], а после утверждения в должности занимал её до 1953 года[129]. По мнению С. О. Кузнецова, назначение Иофана состоялось с ведома Сталина, но не по его инициативе: вероятно, Сталин лишь утвердил рекомендацию А. С. Енукидзе[130]. Вышестоящий политический орган, Совет Строительства, возглавил В. М. Молотов, а «человеком Иофана» в Совете стал старый знакомый А. А. Визнер — глава секретариата Молотова[131].

В 1931—1932 годы Иофан лично формулировал условия конкурсов на проект Дворца и контролировал всю конкурсную документацию, что ставило его в выигрышное положение перед конкурентами[132]. По мнению Алессандро де Маджистриса[133], Иофан был «настоящим инсайдером, если не серым кардиналом … он стартовал уже с привилегированной позиции»[134]. Конфликт интересов породил мнение о том, что проектирование было с самого начала отдано Иофану, а конкурсы служили лишь операцией прикрытия. С. О. Кузнецов полагает, что «Иофан с самого начала действовал как утвержденный главный архитектор строительства. Он планировал конкурс не для того, чтобы найти себе преемника по его результатам. Иофану нужно было собрать с архитектурного мира идеи»[130]. Письмо Сталина от 7 августа 1932 года («Из всех планов Дворца Советов план Иофана — безусловно лучший…»), писал Кузнецов, было не актом выбора победителя, а лишь «выражало удовлетворение, что проект главного архитектора, по его [Сталина] мнению, оказался лучше других»[130]. Достоверно известно, что уже 6 февраля 1931 года именно Иофан составил и огласил программу проведения трёх творческих конкурсов — закрытого (только для советских архитекторов), открытого международного и ещё одного закрытого[127]. Девятимесячная программа, как представлялось Иофану, давала достаточный запас времени для урегулирования споров и принятия решений на самом верху, но неожиданные сложности с выбором и утверждением места строительства растянули её на два года, и потребовали ввести четвёртый этап конкурса[127]. Иофан, с соавторами Д. М. Иофаном, Д. М. Циперовичем и Н. А. Андреевым, участвовал во всех четырёх этапах — и ни один из представленных им в 1931—1932 годы проектов не предвещал устремлённый ввысь канонический образ Дворца, растиражированный советской пропагандой во второй половине 1930-х годов[135].

Конкурсные проекты Дворца Советов

Заявка на второй (открытый Всесоюзный) конкурс
Заявка на четвёртый (2-й заказной) конкурс

На первом этапе (февраль — июль 1931 года) Иофан представил модернистский проект, композиционно восходивший к нереализованному аудиторному корпусу Сельскохозяйственной академии[136]. Объёмы двух залов замыкали противоположные концы просторной площади, в центре которой архитектор разместил вертикальную башню, увенчанную фигурой рабочего[136][137][138]. На второй, открытый Всесоюзный конкурс (июль 1931 — февраль 1932) Иофан представил вариант того же проекта[139][137]. Архитектор остался верен выбранному ранее решению[139][140], и лишь изменил расположение его частей. Башня библиотеки Верховного Совета сдвинулась ближе к куполу Большого зала, на ней появился ритмичный вертикальный рисунок рёбер-пилонов, силуэт стал асимметричным[139][140]. Иофан, наравне с И. В. Жолтовским и Г. Гамильтоном[en], получил одну из трёх высших премий — но постановление по итогам конкурса (28 февраля 1932 года) указало, что правительство не удовлетворено его итогами. Действуя как активный соавтор, оно продиктовало необходимость иного решения — монументального, компактно-центрического и при этом высотного, с непременным использованием «как новых, так и лучших приёмов классической архитектуры»[141][142]. Язык и дух постановления отражали взгляды не Иофана, а А. В. Щусева, который ранее других осознал, и по-своему направлял вкусы власти; самому же Иофану переход к новой стилистике дался непросто[143]. На третий, закрытый конкурс (март — июль 1932) он представил круглый в плане зиккурат на массивном стилобате[144][137]. На последнем, четвёртом конкурсе (август 1932 — февраль 1933) Иофан развил тему, сделав башню-зиккурат трёхъярусной и поставив на её карнизе восемнадцатиметровую фигуру «освобождённого пролетария»[144]. Высота здания достигла 250 м[145], пропорции стали гармоничнее, проект прибавил в динамике, которой остро не хватало предыдущему варианту[146][147][144]. 10 мая 1933 года он был принят за основу для дальнейшего проектирования. Совет Строительства потребовал увенчать Дворец гигантской скульптурой Ленина, узаконил использование «лучших частей проектов других архитекторов» и «счёл возможным» кооптацию в помощь Иофану других архитекторов[148][149][150].

4 июня 1933 года Совет Строительства назначил соавторами Иофана В. А. Щуко и В. Г. Гельфрейха[148]. 20 февраля 1934 года «Правда» представила новый проект, названный совместной работой трёх равных соавторов; в действительности команды Иофана в Москве и Щуко и Гельфрейха в Ленинграде работали раздельно и не сразу нашли общий язык[151]. Иофан противился увеличению высоты Дворца и предлагал ставить статую Ленина не на оси, а ближе к внешней стене главного зала[152][153]. Это решение ещё позволяло использовать в качестве несущего каркаса освоенный советскими строителями монолитный железобетон, тогда как увеличение высоты требовало стального каркаса[154]. Щуко и Гельфрейх, напротив, без колебания водрузили статую над куполом Дворца, строго на его оси, а основной объём здания сделали кубическим[155][153]. Они вынесли разногласия на рассмотрение Совета Строительства, и последний принудил Иофана к компромиссу[155]. По воспоминаниям ленинградца И. Е. Рожина, решение продиктовал лично Сталин: ему нравилась динамика высотной композиции Щуко, но он потребовал заменить «идеологически чуждый» куб главного зала на круглый зиккурат Иофана[156]. В результате к февралю 1934 года появился первый проект, в котором по-иофановски круглый, ребристый и ярусный главный зал был увенчан башней-постаментом и стоящей на ней семидесятипятиметровой[157] статуей[155][158][159].

 
Сравнение размеров и силуэтов «технического проекта» Иофана-Щуко-Гельфрейха 1937 года и уменьшенных проектов 1948 и 1956 года. Серый силуэт — Москва-Сити в 2019 году, зелёный силуэт — главное здание МГУ

К этому времени Иофан сосредоточился на розыске и закупке строительных технологий, без которых было немыслимо приступать к детальному проектированию[160]. В 1934 году он вместе с Щуко и Гельфрейхом отправился в длительный тур по Европе и США[161][162]. Главными целями поездки были адаптация проекта под лучшие американские практики и приобретение технологий[161][162], а с художественной точки зрения наиболее важным стало посещение стройплощадки Рокфеллер-центра, где с 1931 работал В. К. Олтаржевский[163]. Под влиянием увиденного Иофан переработал вертикальные и горизонтальные членения и усилил мотив ступенчатой вертикальной плиты[158][157]. Именно «ребристая стилистика» американского ар-деко позволила создать эффектный образ Дворца-небоскрёба[158]. Плоские каннелированные пилоны, образующие его фасад, легко масштабировались на сколь угодно большие высоты и не требовали от проектировщиков больших трудозатрат[158]. Им оставалось лишь подобрать пропорции и выбрать декоративное оформление[158], что и было в целом завершено к 1937 году[164]. Так возник новый стиль государственных зданий, радикально отличный от неоклассического крыла сталинской архитектуры[162] и конкурировавший с ним за первенство в формировании новой творческой концепции[165].

В 1937—1939 годы коллектив Иофана составил детальный технический проект Дворца[157]. Строительные работы начались в 1937 году; к концу 1939 года строители под руководством А. Н. Прокофьева завершили работы над фундаментами и приступили к сборке стального каркаса[166]. С началом германского вторжения работы были приостановлены и более не возобновлялись; металлоконструкции Дворца были разобраны для строительства железнодорожных мостов[167][168]. В декабре 1941 года[169] Иофан эвакуировался с семьёй в Свердловск и продолжил там работу над Дворцом[170][171][172]. В конце 1943 года он представил «свердловский вариант» — тяжеловесный, перегруженный скульптурой, утративший динамику и экспрессию довоенного проекта[173][174][175]. В 1944—1945 годах свердловская модель демонстрировалась в Кремле и на время стала новым каноническим образом Дворца[175]. Между 1947 и 1956 годами Иофан представил шесть новых вариантов[176][173]. В вариантах 1947 и 1949 годов он уменьшил высоту до 320 м, в 1953 году увеличил её до 353 м, а в последнем варианте, 1956 года, высотой 270 м, заметно изменил форму основного объёма[176][173]. Стилистически эти проекты не создали ничего нового — напротив, с каждым новым шагом Иофан возвращался к собственным конкурсным предложениям 1932—1933 годов и в 1956 году отказался от установки статуи на оси купола[177][178]. Работа над проектом сталинского Дворца завершилась в том же 1956 году, с выходом постановления о переносе площадки на Ленинские горы[173][179].

Авторский стиль править

Павильон на выставке в Париже
Входной пилон павильона на выставке в Нью-Йорке

Архитектурный язык Иофана изменялся в течение всей его жизни[180]. Его ранние работы тяготели к итальянской народной традиции и ордерной архитектуре[180], в проектах второй половины 1920-х годов он переосмыслил идеи конструктивистов и рационалистов[181], а к середине 1930-х годов сложился его характерный авторский приём — использование ступенчатых вертикальных плит, пилонов или стел для создания подчёркнуто экспрессивных образов[182][183]. Динамическое наложение или динамический сдвиг вертикальных плоскостей — заимствование из опыта супрематистов, восходящее к графике К. С. Малевича и Я. Г. Чернихова[182]. Использовал Иофан и опыт американского ар-деко, изученного во время поездок в США[184]. Он строго следовал классическому принципу тектонической соразмерности, но в остальном его «пилонный стиль» был классицизму чужд[185]. По мнению C. О. Хан-Магомедова, смена стиля отражала стремление к монументализации общественных зданий[165]. В 1930-е годы монументальность ещё не подразумевала непременного обращения к классическому наследию, что и обусловило возникновение и временный успех «школы Иофана»; кроме него, в схожей стилистике работали А. Я. Лангман, И. Г. Лангбард и соавторы Дворца Советов Щуко и Гельфрейх[165].

Её первые признаки в работах Иофана проявились в конкурсных проектах Дворца Советов и в особенности в проекте здания Наркомтяжпрома (соавтор А. И. Барановский[186]) — ступенчатой композиции прямоугольных «супрематических» объёмов[187]. Первой же осуществлённой, и наиболее изученной работой стал павильон СССР на Всемирной выставке 1937 года в Париже[188]. Решение главного фасада опиралось на идею движения по восходящей диагонали — от основного горизонтального объёма, вытянутого вдоль берега Сены, через ряд нарастающих в высоту прямоугольных выступов, к стеле главного входа, увенчанной скульптурной группой рабочего и колхозницы работы В. И. Мухиной[189]. В дополнение к вертикальным плитам, «взлёт» фигур подчёркивался тонким рисунком горизонтальных тяг[182]. В композиции павильона, как и в «архитектонах» Малевича, не было ни кривых линий, ни острых углов: его геометрию определял исключительно прямой угол[182].

Тот же приём, в большем масштабе, определил и образ павильона на выставке в Нью-Йорке[190]. Конкурс проектов павильона не состоялся из-за ареста И. И. Межлаука[191]; правительство утвердило к постройке предложение Иофана, и поручило детальное проектирование совместно Алабяну и Иофану[192][190]. Разграничить их вклады невозможно, так как уже к 1970-м годам конкурсная документация была утрачена[193]. Внешний облик павильона — безусловно иофановский[190]. Основной подковообразный объём павильона диаметром 78 м и высотой 17,5 м фланкировали два вытянутых пилона-устоя[190][194]. Сдвиги образующих их параллельных плоскостей воспринимались при виде сбоку как нарастание масс в сторону входа, а при виде анфас — как ступенчато повышающиеся башни[190]. Внутри «подковы» располагались открытый амфитеатр на 700 зрителей и вертикальный пилон высотой 55 м, нёсший семнадцатиметровую скульптуру рабочего со звездой (скульптор В. А. Андреев)[194][195]. Регламент выставки ограничивал высоту павильонов на отметке 45 м, но советская сторона добилась исключения из правила[196].

 
Конкурсный проект комбината «Известия» (1940). Справа на втором плане здание Киевского вокзала, на первом плане — мост, планировавшийся к постройке примерно на месте нынешнего моста Богдана Хмельницкого[197]

В 1940 году Иофан развил тему ступенчатых пилонов в проекте комбината «Известия» на площади Киевского вокзала[190]. Ступенчатое повышение параллельных плоскостей стен вдоль набережной повторяет идеи парижского павильона, а облик выходящего на площадь внутреннего двора с парадной лестницей и «прорезающей» его скульптурой — композицию павильона в Нью-Йорке[187][198]. Проект был принят к постройке, которая не состоялась из-за начала войны[187][199]. В проекте здания Наркоминдела 1944 года основной объём — простой, массивный параллелепипед, прорезанный длинными узкими оконными проёмами[200]. В центре фасада — шесть выступающих ступенчатых пилонов, придающие зданию динамику движения[200].

В проектах выставочных павильонов 1930-х годов проявилась и другая сторона стилистики Иофана — синтез искусств[201], прежде всего архитектуры и крупномасштабной скульптуры[202]. «Рабочий и колхозница» и «Рабочий со звездой» были центральными элементами целостных архитектурных композиций[202] и средствами развития архитектурных идей[203], а несущие их здания не воспринимались современниками как пьедесталы под скульптуры[202]. Именно Иофан был автором замысла обеих скульптур[204]. Следуя складывающемуся канону социалистического реализма, он создавал типичный, обобщённый скульптурный образ человека, подчас пренебрегая деталями[205]. Его позднейший опыт в синтезе архитектуры и монументальной живописи оказался неудачным[203]. На станции метро «Бауманская» всё ограничилось орнаментальной мозаикой в вестибюле[203], а художественное решение Института физической культуры не было завершено[206].

В 1944 году в Москве завершилось строительство станции метро «Бауманская» (в проекте «Спартаковская»[207]) и лаборатории кислорода Института физических проблем на Ленинских горах[208]. Оба проекта свидетельствовали о постепенном отходе Иофана от «американизированного» пилонного стиля 1930-х годов к строгой упрощённой неоклассике[209]. В «Спартаковской» обращение к римской классике было обусловлено названием станции, в проекте Института — вероятно, вкусами его директора и коллеги Иофана по ЕАК П. Л. Капицы[210]. В «Спартаковской» сохранились и традиционные ступенчатые пилоны, ставшие по мнению Л. М. Полякова вредным шаблоном: ради декоративного эффекта Иофан значительно уменьшил полезную ширину главного зала[211].

В 1947 году Иофан проработал несколько вариантов высотного здания в Зарядье и 32-этажного жилого комплекса на Ленинских горах (на рубеже 1948 года площадка на Ленинских горах была перепрофилирована под главное здание МГУ)[212][213]. В это время сталинская архитектура обратилась к заимствованию и копированию приёмов русского национального зодчества; Иофан публично поддерживал идею «русских небоскрёбов»[214], но сам продолжал работать в уже устаревшем пилонном стиле[212][215]. Стилистика его высотных проектов, опиравшаяся на принцип ступенчатого нарастания вертикальных масс, оставалась американской; «советский акцент» создавался лишь скульптурой и государственной символикой[212]. По мнению В. В. Седова, в этих неосуществлённых эскизах Иофан «придумал нечто, что можно назвать „жизнерадостный“ и вместе с тем „упорядоченный“ небоскрёб»[212]. Ступенчатые пилоны оставались непременными элементами «бумажной архитектуры» Иофана и в последующие десятилетия[183] — до эскизов 1975—1976 годов включительно[216].

Отношения с властью править

 
Станция метро «Бауманская». Каннелированные выступы, обрамляющие несущие пилоны, задают поперечный ритм центрального зала

1930-е и 1940-е годы стали самым успешным периодом в карьере Иофана[188]. Он и его многочисленная родня благополучно пережили сталинские репрессии, несмотря на то, что покровители и кураторы Иофана А. И. Рыков, А. С. Енукидзе, И. И. Межлаук, А. А. Визнер[68] погибли в ходе Большого террора, а В. А. Дёготь[217] и М. В. Крюков умерли в лагерях[218]. В 1935 году бывший подчинённый Иофана на строительстве «дома на набережной» Эрих Констант был обвинён в подготовке покушения на Сталина; Иофан отделался «общественным порицанием»[219]. В 1936 году Иофан оказался замешан в деле С. А. Лисагора; Лисагор, как и Констант, погиб, а Иофан получил выговор за «потерю партийной бдительности»[220]. В 1938 году В. М. Молотов инициировал оперативную разработку А. Н. Прокофьева, в ходе которой был собран компромат и на Иофана; негласное следствие не получило продолжения, Прокофьев и Иофан остались на свободе[221].

Иофан, один из основателей Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), не был непосредственно затронут послевоенными репрессиями[222]; напротив, в 1947 году аппарат ЦК предлагал назначить Иофана на пост руководителя ЕАК взамен утратившего доверие С. М. Михоэлса[223]. В 1948 году ЕАК был распущен, его активисты арестованы и впоследствии казнены, а для Иофана всё ограничилось фактической опалой при сохранении номинальной должности главного архитектора Дворца Советов и членства в Академии архитектуры[224][225]. Его предложения по реконструкции Сталинграда и Новороссийска были отвергнуты; Н. П. Былинкин и в особенности К. C. Алабян дали разгромные отзывы на «гигантоманские», неуместно пышные для послевоенных лет проекты[226].

В марте 1948 года правительство поручило ещё действовавшему Управлению строительства Дворца Советов проектирование и строительство главного здания МГУ[227]. 24 апреля Прокофьев и Иофан получили официальные выговоры за срыв работ по реконструкции ресторана «Яр», а 3 июля 1948 года они были одновременно отстранены[224][228]. Главным архитектором МГУ стал Л. В. Руднев[224][228], руководителем строительства — генерал А. Н. Комаровский[229]. В изложении И. Ю. Эйгеля единственной причиной снятия Иофана стал его отказ отодвинуть здание от бровки Воробьёвского шоссе[230]. «Зодчему хотелось, чтобы здание, от которого начинается новый район, включалось в застройку города … не скрывалось за возвышенностью Ленинских гор и связывалось с водной гладью»[230], тогда как соображения инженерной безопасности и удобства планировки кампуса диктовали перенос строительства на триста метров к юго-западу[231]. В XXI веке эту версию признают основной искусствовед М. А. Костюк[232] и краевед А. А. Васькин[233]. Биограф Иофана Деян Суджич считает, что её распространял сам архитектор в попытке сохранить лицо[234]. По мнению Суджича, вероятной причиной случившегося стало неверие власти в способность Иофана и Прокофьева реализовать проект в назначенные сроки[235], но главное — Иофан стал мишенью «борьбы с космополитизмом»[236][237]. Иофан, поддерживавший ЕАК и создание Израиля, был по-прежнему приближен к верховной власти и потому попал под удар одним из первых[238]. По мнению В. В. Седова, имели место одновременно и политический, и стилистический мотивы: «пилонный стиль» архитектора, сложившийся в тридцатые годы, более не отвечал вкусам власти[212].

Иофан потерпел крупное административное и профессиональное поражение и был отстранён от ведения крупных проектов до 1953 года[224][239]. Руднев, взяв за основу композицию Иофана, усовершенствовал её силуэт, распределение масс и детали оформления — в итоге, по мнению Седова, получился эталонный советский небоскрёб, «улучшенный Иофан» и авторская работа самого Руднева одновременно[240][241]. Непросто складывалась судьба Иофана и во время хрущёвской оттепели[242]. В 1953 году[243] архитектор сумел вернуться к работе над задуманным в 1940-е годы комплексом Нефтяного и Горного институтов на Ленинском проспекте, но его реализация в упрощённых и уменьшенных формах оказалась неудачной[244]. Вначале проект сократился до одного Нефтяного института высотой в 11—12 этажей, а после выхода постановления об «архитектурных излишествах» архитектору пришлось уменьшить его объём и высоту, отказаться от декора и упростить композицию[244]. Идея Дворца Советов, которой Иофан отдал лучшие годы жизни, была окончательно похоронена; власть принуждала архитекторов работать с типовыми проектами из сборного железобетона[245]. В 1961 году умерли брат Дмитрий и Ольга; её дочь от первого брака, Ольга-младшая, приняла на себя заботу о дряхлеющем отчиме[246][247]. По завершении института Губкина, Иофану не довелось построить при Хрущёве ни одного здания; две его последние постройки — жилой квартал на Щербаковской улице и комплекс Института физической культуры на Сиреневом бульваре — были заложены уже при Брежневе[248][249][250].

Градостроительные проекты 1950—1970-х годов править

 
Вид с Останкинской телебашни к центру вдоль Шереметьевской улицы. Справа в центре — «иофановский» квартал в окружении типовой застройки конца 1970-х — начала 1980-х годов

С 1954 по 1964 годы Иофан возглавлял 6-ю мастерскую Моспроекта и занимался архитектурно-планировочными решениями новых и реконструируемых жилых районов Москвы — Сокольников, Черкизова, Северного Измайлова, Марьиной Рощи и Останкина[251][241]. «Девять принципов» Иофана, изложенные в печати в 1960 году[252], декларировали отказ от периметральной планировки в пользу комплексной микрорайонной застройки укрупнённых кварталов свободно расставленными зданиями[253][254]. Архитектурные проекты Иофана этого периода тяготели к модернизму и заметно отличались от его довоенных работ[241].

Наиболее интересным градостроительным проектом, по мнению И. Ю. Эйгеля, была парковая магистраль от площади Коммуны до Останкина (улица Советской Армии и Шереметьевская улица)[251]. Её центром был «зелёный клин» шириной 180 м, смыкающийся на юге с парком ЦДСА[255]. К западу и востоку от него вместо примерно пятидесяти малоэтажных кварталов проектировались восемь новых укрупнённых кварталов площадью 20—30 га каждый, застроенные типовыми домами в 5 и 8 этажей[255]. Один такой опытный квартал, между Сущёвским Валом и 3-м проездом Марьиной Рощи, был фактически построен. Проект в целом не состоялся: практика показала, что предложенная Иофаном верхняя планка в восемь этажей была недостаточной для Москвы, и застройка Марьиной Рощи производилась типовыми домами в 12—16 этажей[253]. Застройка Северного Измайлова выполнялась преимущественно пятиэтажными типовыми домами. Проект предусматривал постройку экспериментального пятиэтажного «дома из пластических масс»[256] с несущим каркасом из предварительно-напряжённого сборного железобетона и композитных стеновых панелей толщиной 160 мм[257]. По утверждению авторов, «пластиковый дом» должен был стать самым лёгким из всех типовых проектов своего времени (100 кг на 1 м3 общей площади)[257].

 
Квартал на Щербаковской улице

В начале периода индустриального панельного строительства Иофан продвигал идею односекционных, или точечных типовых домов; такие дома могли строиться одиночно или блокироваться в многосекционные корпуса с помощью балконов-перемычек[258]. Этот подход, не нашедший вначале поддержки, оказался востребованным в 1960-е годы[258]. Архитектор реализовал его в квартале из четырёх шестнадцатиэтажных домов-секций на Щербаковской улице[259]. Три из четырёх секций объединяет двухэтажный стилобат длиной более 100 м; под ним, ниже уровня тротуара, расположены складские помещения магазинов и сквозной проезд для грузового автотранспорта[260]. Строительство затянулось на 13 лет и завершилось в самом конце жизни архитектора, в 1975 году[261]. Последней осуществлённой постройкой Иофана стала первая очередь Института физической культуры (1964—1971) — комплекс из пяти корпусов, стилистически и композиционно близкий к решению санатория «Барвиха»[241].

 
Эскиз музейного комплекса на Стрелке, 1975 или 1976

В 1939—1966 годы советские архитекторы неоднократно предлагали перенос «Рабочего и колхозницы», с 1939 года стоявших на аллее северного входа на ВДНХ, на предусмотренную авторским замыслом высоту и на лучшее место — от Боровицкой и Манежной площадей до въезда в город со стороны Внукова[262]. В. И. Мухина предпочитала верхнюю террасу Ленинских гор[263], а сам Иофан в 1960-е годы предлагал поставить «Рабочего и колхозницу» на главной аллее парка Горького, на месте «девушки с веслом»[264]. Его беспокоило не столько местонахождение скульптуры, сколько её непропорционально низкий постамент[264][265]; он не оставлял надежды на воссоздание парижского павильона в полном объёме[266].

В 1975 году власти Москвы в очередной раз приняли постановление об установке «Рабочего и колхозницы» на высокий пьедестал и назначили восьмидесятитрёхлетнего Иофана художественным руководителем проекта[267]. Из нескольких возможных мест Иофан на этот раз выбрал стрелку Острова, где предполагалось разместить комплекс музеев[268][216]. Его эскизы 1975—1976 годов стали своего рода творческой автобиографией архитектора: помимо реплики парижского павильона, «музей на Стрелке» должен был включать авторские цитаты из ранних, модернистских проектов Дворца Советов и украшенную ступенчатыми пилонами башню по мотивам Рокфеллер-центра[216]. 4 марта 1976 года врач санатория «Барвиха», где тогда лечился Иофан, обнаружил его в палате в бессознательном состоянии[267]. В изложении И. Ю. Эйгеля Иофан лежал «у чертёжной доски, на которой был наколота калька с последним эскизом размещения скульптуры»[267], в изложении Деяна Суджича Иофан сжимал эскиз в руках[269]. 11 марта 1976 года архитектор скончался, не приходя в сознание[267][269].

При жизни Иофан не стремился к популярности и не пытался издавать книги о собственном творчестве[270]. Первую подробную биографию архитектора опубликовал в 1978 году его многолетний секретарь И. Ю. Эйгель; в 2019 году вышла монография М. А. Костюк[270], в 2021 году состоялась научная конференция «Иофан 130»[271]. Графическое наследие, библиотека и архив архитектора десятилетиями хранились в его квартире в «доме на набережной». Суджич, посетивший её в 2008 году, с удивлением обнаружил рядом с эскизами Дворца Советов коробки с совершенно секретными телеграммами Молотова[272]. Позже С. Э. Чобан выкупил собрание у наследников и перевёз его в Германию[270]. Первое научное исследование работ Иофана, хранящихся в частном Музее архитектурного рисунка фонда Чобана[en], опубликовал в 2022 году В. В. Седов[270].

Награды и звания править

Осуществлённые проекты править

В основе списка — перечень из монографии И. Ю. Эйгеля[274], с уточнениями по позднейшим публикациям. Серым цветом выделены объекты, не подтверждаемые авторами XXI века, бледно-красным цветом — утраченные постройки.

Датировка Название Расположение Соавторы
и исполнители
1916 Жилые дома Монте Верде[it], Рим[52] По мнению Ф. Патти, атрибуция Иофану — сомнительна; объект, известный по одной фотографии, на местности не идентифицирован[45]
1916—1917 Школа Аквила Руководитель проекта Джузеппе Либери[52]; по мнению Деяна Суджича более вероятно, что речь идёт об Антонино Либери[it][44]. Объект на местности не идентифицирован. Возможно, речь идёт о школе О. Ф. Огарёвой близ Нарни[45]
1919—1920 Капелла (часовня) семьи Амброджи Кампо Верано, Рим Архитектор Б. М. Иофан[52][50]
1919—1920 Расширение городского кладбища Нарни
42,53185° с. ш. 12,51353° в. д.HGЯO
Архитектор Б. М. Иофан[52][55]
1920—1921 Больница Перуджа Объект на местности не идентифицирован[275]
1920—1921 Многоквартирный дом Рим Руководитель проекта Джулио Барруччи[52]. Объект на местности не идентифицирован[275]
1922 Жилые дома Колина Вольпи, Рим Руководитель проекта Эрнесто Уголино[52]. Объект, известный по одной фотографии, на местности не идентифицирован[45]
1924 Жилые дома и планировка посёлка Штеровской ГРЭС Миусинск, Луганская область
48,093° с. ш. 38,8663° в. д.HGЯO
Архитектор Б. М. Иофан[52]
1924—1926 Опытно-образцовые дома для рабочих на Русаковской улице Москва, Русаковская улица 7
55,7830° с. ш. 37,6712° в. д.HGЯO
Архитекторы Б. М. Иофан, Д. М. Иофан[52]
1926—1927 Трёхэтажный жилой дом Москва, Большая Серпуховская улица 34 корпус 6
55,72464° с. ш. 37,62585° в. д.HGЯO
Архитекторы Б. М. Иофан, Д. М. Иофан[276]. Авторство Иофанов установлено С. А. Никитиным и А. И. Фроловым[277] и пока не подтверждено иными исследователями.
1926—1927 Здание опытной станции Химического института имени Карпова Москва, Улица Воронцово Поле 10 стр. 15
55,7515° с. ш. 37,6527° в. д.HGЯO
Архитектор Б. М. Иофан при участии архитектора Д. М. Циперовича, инженеров Л. П. Кампнера, Б. П. Попова, Е. И. Кургана[52]
1927 Обслуживающие помещения Высшей пограничной школы Москва Архитектор Б. М. Иофан[52]
1927—1931 Колхозный, химический и административный корпуса и проект генплана ТСХА Москва, Лиственничная аллея
55,8340° с. ш. 37,5549° в. д.HGЯO
Архитектор Б. М. Иофан при участии архитектора Д. М. Циперовича, инженеров Е. И. Кургана, Д. А. Касаткина[52]
1927—1931 Дом ЦИК и СНК СССР Москва, Улица Серафимовича, 2
55,7444° с. ш. 37,6131° в. д.HGЯO
Архитекторы Б. М. Иофан, Д. М. Иофан при участии архитекторов А. И. Баранского, Я. Ф. Попова, инженеров Д. А. Касаткина, Е. И. Кургана, Б. П. Попова[52]
1929—1934 Санаторий «Барвиха» посёлок Барвиха, владение 1
55,7266° с. ш. 37,2659° в. д.HGЯO
Архитектор Б. М. Иофан при участии архитектора Д. М. Циперовича, инженеров Д. А. Касаткина и Е. И. Кургана[52]
1937 Павильон СССР на Всемирной выставке 1937 года в Париже Париж, к югу от дворца Шайо
48,8597° с. ш. 2,2897° в. д.HGЯO
Архитектор Б. М. Иофан при участии архитекторов М. В. Андрианова, А. И. Баранского, С. А. Гельфельда, Ю. П. Зинкевича, Д. М. Иофана, Я. Ф. Попова, В. Б. Поляцкого, Д. М. Циперовича, инженеров Б. А. Дзержковича, П. Н. Львова, Д. А. Касаткина, П. П. Тарасенко, скульптор В. И. Мухина[278]
1938—1939 Павильон СССР на Всемирной выставке 1939 года в Нью-Йорке Флашинг-Медоус — Корона-парк, Квинс Архитектор Б. М. Иофан при участии архитекторов М. В. Андрианова, К. С. Алабяна, Я. Б. Белопольского, Ю. П. Зинкевича, Д. М. Иофана, П. П. Кушныря, скульптор В. А. Андреев[278]
1939—1944 Станция метро «Бауманская» Москва, Бауманская улица 33/2
55,7724° с. ш. 37,6791° в. д.HGЯO
Архитекторы Б. М. Иофан , Ю. П. Зинкевич, В. В. Пелевин, скульпторы В. А. Андреев, О. А. Андреева, С. В. Кольцов[279]
1944—1947 Лаборатория Института физических проблем АН СССР Москва, улица Косыгина, 2 стр. 2
55,7088° с. ш. 37,5735° в. д.HGЯO
Архитекторы Б. М. Иофан, Е. Н. Стамо при участии архитектора Г. А. Асеева и инженера И. Л. Маллера[279]
1949—1956 Институт нефтехимической и газовой промышленности имени Губкина Москва, Ленинский проспект, 65
55,6920° с. ш. 37,5553° в. д.HGЯO
Архитекторы Б. М. Иофан, С. Н. Михайлов, Л. Н. Афанасьев, инженер Ф. М. Двосин[280]
1954—1963 Проект застройки магистрали площадь Коммуны — Останкино Москва, улицы Советской Армии и Шереметьевская Архитекторы Б. М. Иофан, В. В. Калинин, С. М. Матвеев, С. Д. Мишарин. Реализована малая часть по западной стороне Шереметьевской улицы (дома 1—9)[280]
1958 Застройка северной части района Измайлово Москва, в границах между Щёлковским шоссе с севера, Верхней Первомайской улицей с юга и 15-й Парковой улицей с востока[281] Архитекторы Б. М. Иофан, В. В. Калинин, С. М. Матвеев, С. Д. Мишарин[280], инженеры С. Эфроимская, В. Шафран, М. Ивановская, А. Сегединов, М. Галант, А. Пахомова[282]
1962—1975[261] 16-этажные жилые дома на Щербаковской улице Москва, Щербаковская улица, 5—11
55,7828° с. ш. 37,7271° в. д.HGЯO
Архитекторы Б. М. Иофан, Д. Алексеев, Н. Челищев, А. Смехов, инженеры С. Кошелкин, Л. Шойхет, Л. Шустров, М. Рейтман[261]
1962—1975 Государственный институт физической культуры Москва, Сиреневый бульвар, 4
55,8016° с. ш. 37,7612° в. д.HGЯO
Архитекторы Б. М. Иофан, Д. В. Алексеев, Ю. Е. Гальперин, В. М. Добраковский, Г. П. Карибов, инженеры Ю. А. Дыховичный, М. И. Пугачевский[280]

Примечания править

  1. Charnley J. Boris Iofan // Iofan, Boris (англ.) // Grove Art Online / J. Turner — Oxford, Basingstoke, New York City: OUP, 2017. — ISBN 978-1-884446-05-4doi:10.1093/GAO/9781884446054.ARTICLE.T041434
  2. Brozović D., Ladan T. Boris Mihajlovič Iofan // Hrvatska enciklopedija (хорв.)LZMK, 1999. — 9272 с. — ISBN 978-953-6036-31-8
  3. Boris Iofan // Structurae (англ.) — Ratingen: 1998.
  4. Архив изобразительного искусства — 2003.
  5. Иофан Борис Михайлович // Большая советская энциклопедия: [в 30 т.] / под ред. А. М. Прохоров — 3-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1969.
  6. https://bigenc.ru/c/iofan-boris-mikhailovich-18469b
  7. 1 2 3 Русское присутствие в Италии, 2019, с. 296.
  8. Sudjic, 2022, Ch.1: «He was born Borukh Solomonovich Iofan…».
  9. Sudjic, 2022, Ch.1: «Iofan is a version of a more widely used Hebrew name, Jaffe…».
  10. Sudjic, 2022, Ch.1: «Boris’s moderately prosperous parents… They were somewhere in the respectable middle…».
  11. Sudjic, 2022, Ch.1: «The Iofans lived in a rented apartment on Elizavetskaya Street…».
  12. Sudjic, 2022, Ch.1: «Solomon Iofan probably made his living running a hotel…».
  13. Sudjic, 2022, Ch.1: «All the Iofan siblings had the benefit of an education…».
  14. Sudjic, 2022, Ch.1: «Boris, Dmitry and their sisters Raisa (b. 1885) and Anna (b. 1892) all adopted Mikhailovich…».
  15. Sudjic, 2022, Ch.1: «But based on Boris’s later experience of being restricted…».
  16. Sudjic, 2022, Ch.1: «Changing his name was Iofan’s response to Russia’s vicious anti-Semitism…».
  17. Sudjic, 2022, Ch.1: «…school had no quota restricting Jewish students…».
  18. Эйгель, 1978, с. 19—20.
  19. 1 2 Эйгель, 1978, с. 21.
  20. Sudjic, 2022, Ch.1: «1901, when Boris’s elder brother Dmitry (b. 1885) graduated…».
  21. Sudjic, 2022, Ch.1: «Dmitry Iofan graduated in 1911…».
  22. Sudjic, 2022, Ch.1: «First, he won a competition for the design of the main treasury building…».
  23. Sudjic, 2022, Ch.1: «Dmitry’s second major design in St Petersburg…».
  24. Эйгель, 1978, с. 19.
  25. Sudjic, 2022, Ch.1: «Dmitry Iofan had already left Odessa for St Petersburg…».
  26. Sudjic, 2022, Ch.1: «…around 1901, the so-called ‘modern style…».
  27. Sudjic, 2022, Ch.1: «…what he called a ‘laconic’ form of classicism…».
  28. Sudjic, 2022, Ch.1: «…Richelieu’s bronze head strikingly juxtaposed against the architectural context…».
  29. Sudjic, 2022, Ch.1: «…most sober of Boris Iofan’s classical buildings designed in the 1940s…».
  30. Sudjic, 2022, Ch.1: «It foreshadowed the range of facilities…».
  31. Sudjic, 2022, Ch.2: «Grand Tour was still an essential part…».
  32. Sudjic, 2022, Ch.1: «Boris chose Rome instead. Dmitry lent him the money…».
  33. 1 2 Эйгель, 1978, с. 23.
  34. Sudjic, 2022, Ch.2: «…now part of the Sapienza University…».
  35. Sudjic, 2022, Ch.2: «…can only be described as conservative…».
  36. 1 2 3 4 Иофан, 1935, p. 24.
  37. 1 2 Эйгель, 1978, с. 25.
  38. 1 2 Sudjic, 2022, Ch.2: «…by which he meant that it was teaching fin-de-siècle…».
  39. Эйгель, 1978, с. 26.
  40. Эйгель, 1978, с. 32.
  41. Эйгель, 1978, с. 31.
  42. Патти, 2019, с. 222—223.
  43. 1 2 Патти, 2019, с. 224—225.
  44. 1 2 Sudjic, 2022, Ch.2: «…it was actually Antonino Liberi…».
  45. 1 2 3 4 Патти, 2019, с. 219.
  46. Sudjic, 2022, Ch.2: «Another of the teachers was Gustavo Giovannoni…».
  47. Sudjic, 2022, Ch.2: «…an architect Iofan acknowledged as a significant influence…».
  48. Патти, 2019, с. 217.
  49. Sudjic, 2022, Ch.2: «Brasini had yet to secure a major building commission…».
  50. 1 2 3 Патти, 2019, с. 218.
  51. Эйгель, 1978, с. 30.
  52. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Эйгель, 1978, с. 184.
  53. Патти, 2019, с. 219—222.
  54. Патти, 2019, с. 223.
  55. 1 2 Патти, 2019, с. 220—221.
  56. Sudjic, 2022, Ch.2: «…it is not Narni that Iofan talks about at any length…».
  57. 1 2 Патти, 2019, с. 222.
  58. 1 2 Sudjic, 2022, Ch.2: «…some time after he graduated in 1916.».
  59. 1 2 3 Русское присутствие в Италии, 2019, с. 593.
  60. 1 2 Огарёв Борис Борисович. Сводная информация. Память народа.
  61. Sudjic, 2022, Ch.2: «Their first child, also named Olga…».
  62. 1 2 Ольга Борисовна Огарёва (1909-1986). Музей «Дом на набережной». Дата обращения: 22 августа 2023. Архивировано 22 августа 2023 года.
  63. 1 2 Sudjic, 2022, Ch.2: «She adapted part of its sprawling complex of buildings…».
  64. Русское присутствие в Италии, 2019, с. 593, 621.
  65. В черте современного поселения Фоче[it] коммуны Амелия, 42°34′06″ с. ш. 12°27′22″ в. д.HGЯO. Здание сохранилось и продолжает использоваться как отель под именем Country House Monastero La Grazie.
  66. Sudjic, 2022, Ch.2: «Boris and Olga became friendly with a group of Italian radicals…».
  67. Sudjic, 2022, Ch.2: «Working together, Iofan and Vizner played a significant part in furthering…».
  68. 1 2 3 Русское присутствие в Италии, 2019, с. 150.
  69. Sudjic, 2022, Ch.2: «In May 1921 there was an attack on their home in Narni.».
  70. Sudjic, 2022, Ch.2: «Boris Iofan and Olga Sasso-Ruffo joined the new party immediately…».
  71. Sudjic, 2022, Ch.2: «Both Iofan and Olga were threatened with deportation…».
  72. Sudjic, 2022, Ch.2: «After Mussolini took power the following year…».
  73. Sudjic, 2022, Ch.2: «In 1924, another Soviet visitor to Italy…».
  74. Sudjic, 2022, Ch.2: «Aleksei and Nina Rykov quickly formed a personal and enduring friendship…».
  75. Sudjic, 2022, Ch.2: «There had been no new commissions in Iofan’s studio for a year…».
  76. Sudjic, 2022, Ch.2: «Olga had more to think about…».
  77. 1 2 3 Sudjic, 2022, Ch.2: «Olga arrived in Moscow in 1927…».
  78. Эйгель, 1978, p. 34.
  79. 1 2 3 4 Патти, 2019, с. 223—224.
  80. Sudjic, 2022, Ch.3: «He tried to give it the picturesque quality of an Italian village…».
  81. Sudjic, 2022, Ch.3: «…in fact it had been initiated by Feliks Dzerzhinsky…».
  82. Sudjic, 2022, Ch.3: «It was probably Aleksei Rykov who introduced Iofan…».
  83. Князев М. Б. Ведомственное и кооперативное жильё в Москве второй половины 1920-х — первой половины 1930-х годов. Диссертация на соискание звания кандидата архитектуры. — М.: МАРХИ, 2019. — С. 87—88.: Д. М. Иофан в 1925—1927 годы возглавлял Стройдомбюро — подразделение Строительного отдела ОГПУ. В 1927 году на смену Иофану-старшему пришёл А. Я. Лангман
  84. Sudjic, 2022, Ch.3: «Iofan worked on Rusakovskaya in partnership with his brother, Dmitry.».
  85. 1 2 Костюк, 2019, с. 229—231.
  86. 1 2 Sudjic, 2022, Ch.3: «In this case, it offered senior NKVD…».
  87. Слёзкин, 2019, с. 669.
  88. Sudjic, 2022, Ch.3: «…set on fire by a nationalist mob at the start of the First World War…».
  89. Sudjic, 2022, Ch.3: «Under the dome is a circular lecture theatre.».
  90. Эйгель, 1978, pp. 59, 62.
  91. Sudjic, 2022, Ch.3: «…prefigures Iofan’s work on Government House and the Palace of the Soviets.».
  92. Sudjic, 2022, Ch.3: «…where his ex-Comintern contact Vladimir Degot…».
  93. В. В. Седов. Армандо Бразини и Борис Иофан // Project Classica. — 2007. — № XXI-MMVII. Архивировано 10 июня 2023 года.
  94. Эйгель, 1978, pp. 63—64.
  95. Sudjic, 2022, Ch.3: «…Iofan brought out a roll of drawings…».
  96. Sudjic, 2022, Ch.3: «…200 apartments with three- and five-room layouts…».
  97. 1 2 3 4 Слёзкин, 2019, с. 294.
  98. Sudjic, 2022, Ch.3: «…increase the number of apartments to 400…».
  99. Sudjic, 2022, Ch.3: «…19th-century bonded warehouse known as Wine and Salt Court…».
  100. Sudjic, 2022, Ch.3: «…replanned to include an additional room for a servant…».
  101. Слёзкин, 2019, с. 295.
  102. Sudjic, 2022, Ch.3: «…magazine published a scathing attack on Iofan in 1928…».
  103. Слёзкин, 2019, с. 303.
  104. Слёзкин, 2019, с. 299: расчистка площадки завершилась в ноябре 1927 года.
  105. 1 2 Слёзкин, 2019, с. 304.
  106. 1 2 Слёзкин, 2019, с. 299—301.
  107. Sudjic, 2022, Ch.3 предполагает, что Иофан ездил в Италию, чтобы устроить переезд в Москву жены и её детей.
  108. Sudjic, 2022, Introduction: «The first residents of Government House…».
  109. Слёзкин, 2019, с. 381.
  110. Sudjic, 2022, Introduction: «In the course of Iofan’s forty-five years in this apartment…».
  111. Sudjic, 2022, Ch.3: «His official studio was a suite of rooms…».
  112. Sudjic, 2022, Ch.3: «The completion of Government House marked Iofan’s emergence…».
  113. Sudjic, 2022, Ch.3: «He occupied a unique position as a bridge between…».
  114. Sudjic, 2022, Ch.3: «Iofan said nothing in public or, as far as is known, in private…».
  115. Sudjic, 2022, Ch.3: «Iofan himself made an intervention on behalf of the party…».
  116. Sudjic, 2022, Ch.3: «He had designed the most conspicuous new building…».
  117. 1 2 3 Эйгель, 1978, с. 42.
  118. Слёзкин, 2019, с. 320—321.
  119. 1 2 Слёзкин, 2019, с. 325.
  120. 1 2 Sudjic, 2022, Introduction: «…clearly part of mainstream European modernism…».
  121. Sudjic, 2022, Ch.3: «…exclusive use of the most senior members of the Communist Party…».
  122. Sudjic, 2022, Ch.3: «A striking feature of Barvikha’s original design was the circular floor plan…».
  123. Sudjic, 2022, Ch.3: «Germanic form of modernism, closer to the work of Erich Mendelsohn…».
  124. Sudjic, 2022, Introduction: «…close to the mainstream of European modernism.».
  125. 1 2 Костюк, 2019, с. 234—235.
  126. 1 2 3 Хмельницкий, 2007, с. 78.
  127. 1 2 3 Маджистрис, 2019, с. 270—272.
  128. Кузнецов, 2019, с. 53—54.
  129. Zubovich, 2020, Ch.2: «…right up to the organization’s dissolution after Stalin’s death in 1953…».
  130. 1 2 3 Кузнецов, 2019, с. 54.
  131. Sudjic, 2022, Ch.4: «Helpfully for Iofan, Molotov’s private office was headed by Aron Vizner…».
  132. Костюк, 2019, с. 272.
  133. Ординарный профессор отделения архитектуры и городских исследований Миланского технического университета, куратор выставок по истории советского авангарда в Италии [1] Архивная копия от 24 августа 2023 на Wayback Machine
  134. Маджистрис, 2019, с. 272.
  135. Маджистрис, 2019, с. 276—279.
  136. 1 2 Костюк, 2019, с. 244—245.
  137. 1 2 3 Судзуки, 2014, с. 128.
  138. Sudjic, 2022, Ch.4: «Iofan split the two palace halls into distinct…».
  139. 1 2 3 Костюк, 2019, с. 247—249.
  140. 1 2 Sudjic, 2022, Ch.4 ошибочно описывает в этом месте иофановскую заявку третьего конкурса.
  141. Костюк, 2019, с. 249—250.
  142. Хмельницкий, 2007, с. 93.
  143. Хмельницкий, 2007, с. 94.
  144. 1 2 3 Костюк, 2019, с. 252—253.
  145. Эйгель, 1978, с. 92.
  146. Хмельницкий, 2007, с. 115.
  147. Судзуки, 2014, с. 130.
  148. 1 2 Хмельницкий, 2007, с. 116—117.
  149. Hoisington, 2003, p. 59.
  150. Полный текст постановлений от 10 мая и 4 июня 1933: О проекте Дворца Советов // Советская архитектура. — 1933. — № 5—6. — С. 2. Архивировано 7 июля 2023 года.
  151. Hoisington, 2003, p. 60.
  152. Hoisington, 2003, pp. 60–61.
  153. 1 2 Эйгель, 1978, с. 95–96.
  154. Sudjic, 2022, Ch.4: «use of a steel structure – which would be beyond the limits of Soviet expertise…».
  155. 1 2 3 Hoisington, 2003, p. 61.
  156. Sudjic, 2022, Ch.4: «Stalin supposedly said of Iofan’s design with a square base…».
  157. 1 2 3 Эйгель, 1978, с. 99.
  158. 1 2 3 4 5 Бархин, 2016, с. 60.
  159. Маджистрис, 2019, с. 278—279.
  160. Судзуки, 2014, с. 133—134.
  161. 1 2 Zubovich, 2020, Ch.2: «The main purpose of this first journey was to compare the proposed design…».
  162. 1 2 3 Судзуки, 2014, с. 127.
  163. Zubovich, 2020, Ch.2: «From 1931 he was involved in the construction of Rockefeller Center.».
  164. Судзуки, 2014, с. 132, 134.
  165. 1 2 3 Хан-Магомедов, 1996, с. 656.
  166. Эйгель, 1978, с. 106—107.
  167. Zubovich, 2020, Ch.2: «In June 1941, work on the Palace was put on hold…».
  168. Эйгель, 1978, с. 107.
  169. Sudjic, 2022, Ch.4: «In December, Iofan and Olga were evacuated…».
  170. Zubovich, 2020, Ch.2: «Iofan, meanwhile, headed up the Academy of Architecture’s division in Sverdlovsk…».
  171. Эйгель, 1978, p. 108.
  172. Костюк, 2019, с. 260.
  173. 1 2 3 4 Хмельницкий, 2007, p. 287.
  174. Костюк, 2019, с. 260—262.
  175. 1 2 Кружков Н. Н. Высотки сталинской Москвы. Наследие эпохи. — Центрполиграф, 2014. — ISBN 9785227045423.: «К осени 1943 года, находясь в Свердловске…»
  176. 1 2 Эйгель, 1978, с. 116—117.
  177. Костюк, 2019, с. 262—263.
  178. Эйгель, 1978, с. 116.
  179. Костюк, 2019, с. 263.
  180. 1 2 Костюк, 2019, аннотация на задней обложке.
  181. Костюк, 2019, с. 230.
  182. 1 2 3 4 Костюк, 2019, с. 285.
  183. 1 2 Эйгель, 1978, с. 79.
  184. Костюк, 2019, с. 292.
  185. Костюк, 2019, с. 215.
  186. Эйгель, 1978, с. 68.
  187. 1 2 3 Костюк, 2019, с. 291.
  188. 1 2 Костюк, 2019, с. 283.
  189. Костюк, 2019, с. 284.
  190. 1 2 3 4 5 6 Костюк, 2019, с. 290.
  191. Sudjic, 2022, Ch.5: «The process began before Ivan Mezhlauk’s arrest…».
  192. Sudjic, 2022, Ch.5: «Alabyan was assigned to work with Iofan…».
  193. Эйгель, 1978, с. 136, 138, 139.
  194. 1 2 Конышева, 2020, с. 733.
  195. Эйгель, 1978, с. 139.
  196. Конышева, 2020, с. 732—733.
  197. Седов, 2022, с. 168—169.
  198. Эйгель, 1978, с. 69.
  199. Эйгель, 1978, с. 71.
  200. 1 2 Костюк, 2019, с. 292—293.
  201. Эйгель, 1978, с. 125.
  202. 1 2 3 Эйгель, 1978, с. 129—130.
  203. 1 2 3 Эйгель, 1978, с. 146.
  204. Эйгель, 1978, с. 130, 134.
  205. Эйгель, 1978, с. 143.
  206. Эйгель, 1978, с. 147.
  207. Эйгель, 1978, с. 73.
  208. Sudjic, 2022, Ch.6: «Iofan was able to complete two projects in Moscow before the German defeat…».
  209. Sudjic, 2022, Ch.6: «…austere but refined classical language more severe than his American-influenced Paris pavilion…».
  210. Sudjic, 2022, Ch.6: «The new institute was built in two phases…».
  211. Поляков Л. М. Станции метро третьей очереди // Архитектура СССР. — 1941. — № 3. — С. 48. Архивировано 14 августа 2023 года.
  212. 1 2 3 4 5 Седов, 2020, с. 45.
  213. Sudjic, 2022, Ch.7: «…instead, Stalin decided to allocate the site to an expansion of Moscow University…».
  214. Sudjic, 2022, Ch.7: «Iofan had also anticipated Stalin’s demands for skyscrapers that looked specifically Russian…».
  215. Sudjic, 2022, Ch.7: «…silhouette clearly modelled on New York precedents…».
  216. 1 2 3 Sudjic, 2022, Epilogue: «The scheme on which he was working at the time of his death…».
  217. Русское присутствие в Италии, 2019, с. 227.
  218. Sudjic, 2022, Introduction: «Its early victims included two close friends of Iofan’s from Italy…».
  219. Sudjic, 2022, Ch.5: «Konstant was arrested and expelled from the Communist Party…».
  220. Sudjic, 2022, Ch.5: «Iofan was named among them, as was Solomon Lisagor…».
  221. Zubovich, 2020, Ch.2: «In 1938, Molotov ordered that Prokof’ev be discreetly investigated.».
  222. Sudjic, 2022, Introduction: «Before the majority of the committee’s members were arrested… Iofan and Kapitsa were among the very few members of the committee to survive…».
  223. Sudjic, 2022, Ch.6: «It proposed the appointment of Iofan as one of four possible candidates…».
  224. 1 2 3 4 Седов, 2020, с. 44.
  225. Sudjic, 2022, Ch.6: «As of 1953, the year of Stalin’s death, he remained an architectural academician…».
  226. Sudjic, 2022, Ch.7: «is unsuccessful submission to the competition for the centre of Stalingrad…».
  227. Седов, 2020, с. 42.
  228. 1 2 Sudjic, 2022, Ch.7: «He was reprimanded for what was described by the Central Committee…».
  229. Sudjic, 2022, Ch.7: «Beria brought in Rudnev and Aleksei Komarovsky…».
  230. 1 2 Эйгель, 1978, с. 124.
  231. Чистякова, 2016, с. 49.
  232. Костюк, 2019, с. 311.
  233. Васькин А. А. Сталинские небоскрёбы от Дворца Советов к высотным зданиям. — М.: Спутник+, 2009. — С. 107—108. — ISBN 9785997303006.
  234. Sudjic, 2022, Ch.7: «…attempt by Iofan, who had already written to Stalin privately begging to be reinstated, to salvage some dignity…».
  235. Sudjic, 2022, Ch.7: «The other is that Stalin and Beria decided that Iofan…».
  236. Sudjic, 2022, Ch.5: «The attack on the architects was one of the opening moves…».
  237. Sudjic, 2022, Ch.7: «The first became clear early in 1949, when Iofan…».
  238. Янковский Р. М. Высотка номер один. — М.: Эксмо, 2021. — С. 27. — ISBN 9785041206970.
  239. Sudjic, 2022, Ch.7: «During the five-year period from 1948…».
  240. Седов, 2020, с. 48.
  241. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 Костюк М. А. Иофан Борис Михайлович. Большая Российская Энциклопедия. Дата обращения: 24 июля 2023. Архивировано 9 апреля 2023 года.
  242. Sudjic, 2022, Ch.6: «The Khrushchev period was a difficult time for Iofan personally…».
  243. Sudjic, 2022, Ch.7: «…work did not start on building it until after the death of Stalin…».
  244. 1 2 Эйгель, 1978, с. 64—65.
  245. Sudjic, 2022, Ch.6: «There was the psychological trauma of the final end of the Palace of Soviets dream…».
  246. Sudjic, 2022, Introduction: «…after the deaths of his wife and his brother Dmitry in 1961.».
  247. Sudjic, 2022, Ch.6: «And in 1961 there was the loss of his wife Olga…».
  248. Sudjic, 2022, Ch.6: «In the twenty-eight years between his traumatic sacking…».
  249. Sudjic, 2022, Ch.6: «Iofan’s last two major commissions came after Leonid Brezhnev and Aleksei Kosygin…».
  250. Эйгель, 1978, с. 185—186, 73.
  251. 1 2 Эйгель, 1978, с. 162.
  252. Эйгель, 1978, с. 166 ошибочно датирует публикацию 1969 годом (опечатка).
  253. 1 2 Эйгель, 1978, с. 166.
  254. Иофан, Пекарева, 1960, с. 72—73.
  255. 1 2 Эйгель, 1978, с. 164.
  256. Иофан, Пекарева, 1960, с. 83.
  257. 1 2 Иофан, Пекарева, 1960, с. 85—86.
  258. 1 2 Эйгель, 1978, с. 42—45.
  259. Эйгель, 1978, с. 45—46, 187.
  260. Эйгель, 1978, с. 45—46.
  261. 1 2 3 Казакова О. Последний квартал // Московское наследие : журнал. — М.: Департамент культурного наследия города Москвы, 2013. — № 26. — С. 28—29. Архивировано 6 мая 2018 года.
  262. Ткаченко, 2020, с. 317—318.
  263. Ткаченко, 2020, с. 320—322.
  264. 1 2 Ткаченко, 2020, с. 328.
  265. Sudjic, 2022, Epilogue: «Iofan and Mukhina lobbied for a better setting…».
  266. Sudjic, 2022, Epilogue: «But what Iofan really wanted was to reconstruct the entire pavilion…».
  267. 1 2 3 4 Эйгель, 1978, с. 136.
  268. Костюк, 2019, с. 208—209.
  269. 1 2 Sudjic, 2022, Epilogue: «Iofan had a drawing of this scheme in his hands…».
  270. 1 2 3 4 Тарабарина, Ю. Судьба Иофана // archi.ru. — 2022. — № 12 декабря. Архивировано 23 августа 2023 года.
  271. Иофан 130. Пути архитектуры 1920-1940-х годов. Материалы международной научной конференции 15-16 сентября 2021. archi.ru (2021). Дата обращения: 23 августа 2023. Архивировано 23 августа 2023 года.
  272. Sudjic, 2022, Introduction: «I found sheaves of black-edged official envelopes in a box…».
  273. Мемориальные доски Москвы. — Департамент культурного наследия города Москвы, 2018. — С. 251. Архивировано 29 октября 2020 года.
  274. Эйгель, 1978, с. 183—187.
  275. 1 2 Патти, 2019, с. 220.
  276. Романов М. Большая Серпуховская: От Иофана в квадрате до Тарковского // Вестник Замоскворечье. — 2007. — № 2. Архивировано 9 июля 2023 года.
  277. С. А. Никитин. История советской архитектуры в вечерней прогулке Москультпрога. archi.ru (2006). Дата обращения: 26 июля 2023. Архивировано 26 июля 2023 года.
  278. 1 2 Эйгель, 1978, с. 185.
  279. 1 2 Эйгель, 1978, с. 186.
  280. 1 2 3 4 Эйгель, 1978, с. 187.
  281. Иофан, Пекарева, 1960, с. 60.
  282. Иофан, Пекарева, 1960, с. 57.

Литература править