Джабагиев, Вассан-Гирей Ижиевич

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Джабагиев.

Вассан-Гирей Ижиевич (Эльджиевич) Джабагиев (Джабаги; ингуш. ЖабагӀа Ийже Висангири; 3 мая 1882, Насыр-Корт, Владикавказский округ, Терская область, Российская империя — 18 октября 1961, Стамбул, Турция) — ингушский общественно-политический деятель, экономист-аграрник, просветитель, социальный мыслитель, публицист.

Вассан-Гирей Ижиевич Джабагиев
ингуш. ЖабагӀа Ийже Висангири
Джабагиев в 1910 году
Вице-директор Департамента земледелия Министерства сельского хозяйства Российской империи
1917
Монарх	Николай II
глава Ингушского национального совета
1917–1918
Глава правительства	Г. Е. Львов, А. Ф. Керенский
министр финансов Горской республики
1917–1920
главноуправляющий ведомством контроля Терско-Дагестанского правительства
1917–1918
Рождение	3 мая 1882(1882-05-03) Насыр-Корт, Владикавказский округ, Терская область, Российская империя
Смерть	18 октября 1961(1961-10-18) (79 лет) Стамбул, Турция
Место погребения	кладбище Зинджирликую
Род	Джабагиевы
Отец	Ижи (Эльжди) Джабагиевич Джабагиев
Супруга	Хелена Байрашевская
Дети	Халимат, Джаннет, Тамара
Партия	Национал-демократы Северного Кавказа (1927–1929)
Образование	Дерптский университет Йенский университет (1908)
Учёное звание	профессор (1908)
Деятельность	общественно-политический деятель, экономист-аграрник, просветитель, социальный мыслитель, публицист
Отношение к религии	ислам
Научная деятельность
Научная сфера	экономика, агрономия, религиоведение, политология
Медиафайлы на Викискладе

Выпускник сельскохозяйственного факультета Дерптского университета и Йенского университета по специальности экономиста в области земледелия, профессор (1908). Автор первого проекта ингушского алфавита на основе арабской графики (1902). До Февральской революции 1917 года занимал должность вице-директора Департамента земледелия Министерства сельского хозяйства Российской империи. После революции — глава Ингушского национального совета (1917–1918), министр финансов Горской республики (1917–1920), главноуправляющий ведомством контроля Терско-Дагестанского правительства (1917–1918). Автор Северо-Кавказской декларации о независимости, принятой 1 мая 1918 года.

В период эмиграции создал Комитет независимости Кавказа (1922), член партии национал-демократов Северного Кавказа (1927–1929), участник прометеистского движения. Во время Второй мировой войны занимался гуманитарно-миротворческой деятельностью, помогая жертвам войны, в частности военнопленным и беженцам. В послевоенное время через Организацию Объединенных Наций добивался защиты прав и свобод репрессированных народов СССР, в том числе ингушского народа.

Как учёный, Джабагиев написал более 300 научных статей и заметок. Свои работы публиковал сначала в российской, а затем в западной научной прессе. Он выступал за рационализацию ислама и мусульманское просвещение, а также разоблачал предвзятое, подозрительное или враждебное отношение к исламу. Джабагиев выступал за осуществление разумных земельных реформ в России, он анализировал экономическую и аграрную политику страны, писал о необходимости просвещения крестьян. Джабагиев писал также статьи на политические темы и выступал в качестве политолога. Он затрагивал актуальные по тому времени и исторические вопросы касательно Северного и Южного Кавказа и СССР вообще. В своих статьях критиковал политику СССР по отношении ислама и мусульманских народов страны.

Биография

Происхождение

Родился 3 мая 1882 года в селе Насыр-Корт в семье полковника царской армии, полного георгиевского кавалера Ижи Джабагиева. Отец был в числе первых ингушей, получивших офицерский чин в царской армии и дворянский титул. В семье Вассан-Гирей был младшим из трёх сыновей, у него было также три сестры.

Фамилия Джабагиевых является ветвью ингушского тайпа Точиевых из Мецхала, селение Фяппинского общества. Основатель тайпа Точ был известен на Кавказе как «кистинский владетель». По словам этнографа Чаха Ахриева, его, вместе с основателем замкового комплекса Таргим Горбаком, в период расцвета грузино-ингушских отношений во второй половине XVIII века «с большим уважением и почестями, подобающими владетельным лицам», принимал в своей резиденции грузинский царь Ираклий II.

Образование и работа экономиста

Окончил Владикавказское реальное училище, после которого продолжил учёбу в Дерпте, где отучился на сельскохозяйственном факультете Дерптского университета. В дальнейшем продолжил обучение в Германии, окончив в 1908 году Йенский университет по специальности экономиста в области земледелия и с учёным званием профессора. Там он изучал естественные науки, земледелие и экономику сельского хозяйства. По мнению исследователя И. Г. Алмазова, был видным экономистом своего времени, занимался гуманитарными науками и литературным творчеством.

В 1902 году создал первый проект ингушского алфавита на основе арабской графики. В ингушском обществе развернулась дискуссия по поводу основы для ингушской письменности: часть ингушской интеллигенции выступала за её создание на основе латинницы, другая — на основе кириллицы. В связи с этим, в 1906 году Джабагиев выступил во владикавказской газете «Правда» со специальной статьёй «Ингуши и грамотность». Он одобрял идею издания первой книги на ингушском языке, выдвинутую обществом народных чтений, однако считал нецелесообразным использовать для основы кириллицу, в частности, алфавит языковеда Петра Услара. Он также указывал на ряд плюсов арабского письма в качестве основы ингушской письменности, в том числе распространённость арабской грамоты среди ингушей, психологическую совместимость этой графики с мусульманским (религиозным) сознанием и другие.

Однако, в тот период проекты ингушских просветителей и культурных деятелей воспринимались с большим подозрением и зачастую игнорировались российской властью. Реакционная часть российского общества считала, что у кавказцев нет склонности к учению, приобщению к русской и европейской цивилизации и даже к элементарному порядку. Отвечая на такие обвинения в адрес ингушей в газете «Новое время» Джабагиев писал: «Суть корреспонденции сводится к тому, что в разбое горцев не повинно ни малоземелье, ни налоговое бремя, ни невежество, словом, ничто, кроме „упорной враждебности“ туземцев ко всякому порядку и гражданственности».

Джабагиев указывал на важность улучшения условий социально-экономической жизни общества, распространения технических знаний и навыков. В своей работе 1906 года «К вопросу о высших учебных заведениях на Кавказе» Джабагиев выступал за открытие образовательных учреждений во Владикавказе, открытие для Северного Кавказа сельскохозяйственного и горного институтов, а также университета, рекомендуя брать пример с европейских стран, как, например, с Германии, где аграрным вопросам уделяется пристальнейшее внимания.

С 1908 года Джабагиев работал в Департаменте земледелия Министерства сельского хозяйства Российской империи. В 1913 году он стал титулярным советником, а накануне Февральской революции 1917 года — вице-директором департамента. Одновременно, Джабагиева назначили Председателем Петроградского общества распространения просвещения среди мусульман.

Революция

II съезд Союза горцев Северного Кавказа. Сентябрь 1917 года. Владикавказ. В первом ряду, пятый справа, стоит Джабагиев

После Февральской революции Джабагиев вернулся на Северный Кавказ, где принимал активное участие участие в политической жизни края. Вскоре был организован Ингушский национальный совет, главой которого стал Джабагиев. 1 мая 1917 года состоялся I съезд представителей горских народов Кавказа, где были созданы Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана и его Центральный комитет, членом которых от Ингушетии стал Джабагиев. В частности, Джабагиев был избран управляющим делами ЦК Союза.

18–20 мая 1917 года во Владикавказе прошёл съезд населения Терской области, итогом которого стало «Положение о временном самоуправлении Терской области». Согласно этому положению, Терский областной съезд и Терский областной исполнительный комитет являлись высшими органами власти в области. Тем самым Съезд упразднил должность начальника Терской области, а его права и обязанности были переданы облисполкому и его комиссару. 20 мая съезд избрал Терский облисполком, членом которого, помимо прочих, был и Джабагиев.

К лету 1917 года в Ингушетии сформировались и вскоре начали бороться за власть и влияние в регионе две политически противостоящие силы. С одной стороны — интеллигенция под руководством братьев Джабагиевых, которых поддерживала часть ингушского духовенства (шейх Гайрбек-Хаджи, муллы Т. Гиреев, И. Чапанов и другие), с другой — офицерство (генералы Т. Укуров и Э. Нальгиев, полковники Г. К. Долгиев, К. С. Гойгов, А. К. Шахмурзиев, подполковник С. Тангиев и др.). В июне Джабагиев смог добиться успеха — созванный им съезд в Назрани, куда также прибыли по приглашению его брата М. Джабагиева, Шамсудин-Хаджи и Дени-шейх Арсанов, вынес решение в пользу группы Джабагиева. Было решено убрать старый состав комитета и назначить трёх мулл (Тагир-мулла, Тарко-Хаджи и Сосламбек-Хаджи-мулла) с окладом 100 рублей в месяц. Таким образом, Джабагиевым удалось, при поддержке духовенства, обеспечить свободу маневра, в том числе в отношении сближения с казачеством, что, однако, привело впоследствии к уходу части интеллигенции, недовольной решениями Союза и которая перестала поддерживать национальные органы. На основе этой отколовшейся группы возникло социалистическое движение, которое позже стало основой революционно-демократических и радикально-революционных течений в регионе.

21 сентября 1917 года Джабагиев участововал на Втором съезде Союза горцев Северного Кавказа как делегат от ингушского народа. На политические взгляды Джабагиева значительное влияние оказала Октябрьская революция. До этого события он видел будущее Кавказа в составе Российской империи, но после прихода к власти большевиков Джабагиев начал выступать за идею Кавказской автономии по типу швейцарских кантонов.

Гражданская война

Джабагиев на наброске портретов участников горского съезда в Темир-Хан-Шуре. Январь 1919. Автор — Евгений Лансере

Весной 1918 года важнейшими общественно-политическими событиями для ингушей стали съезды ингушского народа. Первый состоялся 15 апреля 1918 года в Назрани, где собралось около трёх с половиной тысяч ингушей. В съезде участвовал Сергей Киров и терский нарком внутренних дел области Яков Бутырин. Целью большевистских лидеров было добиться от ингушей важной уступки — наладить транспорт, в первую очередь, железнодорожное движение между Бесланом и Грозным, нарушенное ингушами в дни боев с казаками зимой 1917–1918 годов. Джабагиев, как председатель Ингушского национального совета, согласовав действия с шейхом Гайрбек-Хаджи, ответил на просьбу Кирова согласием. Более того, на съезде «полномочные» представители ингушского народа единодушно дали добро на провозглашение советской власти на Тереке.

В это время политически активная часть ингушского общества была расколота. Большая часть политически активных деятелей (Г. С. Ахриев, Ю. Т. Албогачиев, З. Тутаев, С. Альдиев) все более смотрела в сторону «красных», другая часть (в основном те, кто терял имущество, влияние и власть с приходом советской власти) служила опорой Ингушского национального совета, возглавляемого Джабагиевым, который одновременно был членом и Терско-Дагестанского правительства, как главноуправляющий ведомством контроля. Одновременно Джабагиев работал над Северо-Кавказской декларацией о независимости, принятой 1 мая 1918 года. 11 мая 1918 года в Тифлисе было создано Горское правительство, вскоре переместившийся в Темир-Хан-Шуру. К этим силам отчасти тянулись и немногие сторонники Добровольческой армии, в большинстве состоящих из ингушского офицерства, хотя офицеры из числа горцев являлись в большинстве проводниками старых монархических традиций.

В 1918 году Джабагиев также принял участие в подавлении Бичераховского восстания. Ингушский национальный совет назначил его в качестве главы гражданской части Ингушетии. После того, как бичераховцам удалось блокировать красноармейские казармы, ингушское командование сразу направилось на Владикавказ через Сунженскую линию, которая отделяла его от остальной Ингушетии казачьими станицами, для того, чтобы оказать содействие ещё державшимся в городе немногочисленным «красным». На момент съезда в Базоркино, численность отрядов ингушей была около 5000 верховых и до 1000 арб (согласно большевику Б. Э. Калмыкову), однако, они испытывали большие трудности с вооружением. После отказа о добровольной сдаче бичераховских станиц начался их штурм. Первой из страниц пала Воронцово-Дашковская. Джабагиев настаивал на немедленном ударе по наиболее укреплённой станице Сунженской, тогда как М. Саутиев предлагал вначале овладеть хутором Тарским и отрезать линию станиц от Владикавказа окончательно. В споре победил Саутиев и в последующие дни хутор Тарский был взят. Самая укреплённая из станиц — Сунженская — была последующая в очереди и она вскоре пала вместе с капитуляции её жителей-казаков.

По перевыборам в Ингушский национальный совет середины 1918 года Джабагиева в качестве председателя совета сменил К. Гойгов. Джабагиев решил сосредоточиться на работе по достижению международного признания Горского правительства. С этой целью Джабагиев после августовских событий уехал в Тифлис, где занимался своей работой в составе Горского правительства, которое он пытался спасти от окончательного развала и превратить в реальный противовес не только большевикам, но и их крайним противникам.

Горское правительство пыталось предотвратить расправу деникинцев над Ингушетией. В связи с этим, осенью 1918 года Джабагиев вместе с П. Т. Коцевым вёл переговоры с большевиком Я. П. Бутыриным. Несмотря на то, что они и не придерживались безоговорочной поддержки большевиков, подчёркивая идею горской федерации, они всё же опасались усиления на Кавказе движения М. В. Алексеева. После того как был предъявлен ультиматум ингушам от деникинцев, Коцев также вёл переговоры с главнокомандующим союзными войсками города Баку английским генералом У. М. Томсоном, дабы побудить союзников повлиять на деникинцев. Однако британское командование на юге России в большей мере содействовало Добровольческой армии.

Джабагиев встретился с С. Орджоникидзе в Ингушетии после того, как последний осмотрел разрушенный деникинцами Сурхахов. В разговоре Джабагиев напомнил Орджоникидзе о его обещании дать ингушам право создания своей республики, данном в 1918 году. Орджоникидзе ответил, что этот вопрос находится вне его компетенции, пообещав лишь войти с ходатайством в правительство СССР. В свою очередь, тот обвинил Джабагиева в том, что «когда мы укрепляли советскую власть, вы готовили нам в Темир-Хан-Шуре в спину кинжал».

Джабагиев в 1920 году. Грузия, Тифлис.

В 1920 году на Северном Кавказе установилась советская власть. Тем временем Джабагиев, как делегат Союза горцев, совершил поездку во Францию на Версальскую конференцию, где добивался международного признания Горской республики. В Версале он узнал о вторжении Красной армии в Грузию в 1921 году.

В эмиграции

Статья о Джабагиеве (пол. Wassan-Girej Dżabagi) в журнале «Исламское обозрение» («Przegląd Islamski»), Варшава, 1937 год

Во время празднования 40-летия творческой деятельности Гаяза Исхаки в Варшаве, 1937 г.
Слева сидят: 3-й А. И. Лотоцкий, 4-й В.-Г. Джабагиев, 6-й Г. Исхаки, 7-й Н. Н. Ковальский, 8-й М. Э. Расулзаде

Джабагиев был вынужден остаться во Франции. В 1921 году, как представитель республики Северного Кавказа, участовал на заседаниях 4-х республик Кавказа (Армении, Азербайджана, Грузии, Северного Кавказа). В 1922 году, при активной поддержке кавказской эмиграции, Джабагиев создал в Стамбуле Комитет независимости Кавказа — Союз политических организаций Северного Кавказа, Азербайджана и Грузии, которым руководил из Западной Европы. Также Джабагиев активно участвовал в общественно-политическом движении «Прометей». С 1927 по 1929 годы Джабагиев — член партии национал-демократов Северного Кавказа, которая находилась в Париже. В тех же годах член — Национального совета республики Северного Кавказа.

До 1927 года проживал в Париже, занимаясь научно-публицистической деятельностью, в частности, издавал статьи о Кавказе, о ситуации в СССР, анализировал современную политическую ситуацию. В 1927–1939 годы проживал в Варшаве, где создал информационное агентство «Ориент», которое писало о проблемах Востока, Турции и Кавказа. Одновременно издавал бесплатный журнал на польском языке «Przegląd Islamski», где писал об основах ислама. В 1932 году Джабагиев участвовал в Ассоциации беженцев-горцев Северного Кавказа, которая находилась во Франции. Руководил журналом «Северный Кавказ» с 1934 по 1939 годы.

В 1939 году Польское правительство направило Джабагиева представителем Польского Телеграфного Агенства в Стамбул. К этому времени он владел пятью иностранными языками: кроме немецкого и французского, теперь знал польский, турецкий и английский. В 1940-годы вернулся во Францию, где жил в Эльзасе. Тогда же член Комитета освобождения Кавказа.

Джабагиев был приглашен руководителями Нацистской Германии в виде кавказского лидера. По воспоминаниям дочери, отец надеялся, что война поможет Кавказу обрести независимость. Хотя руководство планировало использовать Джабагиева в своих целях, он отказался сотрудничать так как разочаровался в политике Германии в отношении Кавказа. В ходе войны занялся гуманитарно-миротворческой деятельности, помогая жертвам войны, в частности военнопленным и беженцам, особенно кавказцам, по линии Организации Международного Красного Креста и Красного Полумесяца. Спас от гибели десятки и сотни пленных ингушей, чеченцев, грузин, черкесов, осетин и представителей других народов. После окончания Второй мировой войны Джабагиев в рамках деятельности в образованной Организации Объединенных Нации добивался защиты прав репрессированных народов СССР, в том числе своего ингушского народа.

В 1949 году Джабагиев вернулся в Стамбул. В 1951 году стал членом Северокавказского национального комитета. В 1952 году стал членом Турецкого благотворительного общества. Оставшуюся жизнь он провёл в Стамбуле, где и умер 18 октября 1961 года. Последние слова Джабагиева были словами молитвы на ингушском языке. Похоронен в Стамбуле, рядом с своей женой Хеленой.

Работы

Общие сведения

Джабагиев написал более 300 научных статей и заметок. Из периодических изданий 1905–1917 годов исследователем Б. Д. Газиковым найдено более 150 работ Джабагиева на различные темы: работы по аграрной и экономической политике России, политической экономике стран Европы, США, по вопросам международной политики Англии, Турции, Персии, культурной политики скандинавских стран, мусульманского просвещения, реформирования ислама, внешней и внутренней политики России и особенно — политического и гражданского устройства северокавказского региона.

Джабагиев сотрудничал со многими общероссийскими и региональными средствами массовой информации, в частности, «Санкт-Петербургские ведомости», «Россия», «Сельскохозяйственное образование», «Ежегодник департамента земледелия», «Земледельческая газета», «Правда», «Горская жизнь», «Каспий» и другими. В «Земледельческой газете» Вассан-Гирей Джабагиев вёл авторскую рубрику «Отклики печати», в которой представлял читателям издания обзор наиболее интересных материалов сельскохозяйственных журналов и газет Великобритании, Франции, Германии.

В годы эмиграции Джабагиев писал работы по литературной, журналистской и политической тематике в таких изданиях, как «Кавказский горец» (Прага), «Горцы Кавказа» (Париж), «Кавказ» (Париж, Берлин), «Прометей» и «Обозрение Прометея» (Париж), «Объединённый Кавказ» и «Свободный Кавказ» (Мюнхен), «Газават» (Берлин), «Северный Кавказ», «Исламское обозрение» и «Восток» (Варшава). В 1967 году посмертно была опубликована фундаментальное историческое исследование Джабагиева «Взаимоотношения России и Кавказа».

Исследователи И. А. Дахкильгов и Х. М. Мартазанова считают творчество Джабагиева «универсальн[ым], беспримерн[ым] по многообразию тем, сюжетов, проблем», и тем самым оно «вышло за рамки Северного Кавказа, получило общероссийский и мировой резонанс». Также они добавляют, что «разносторонняя деятельность, творческое и научное наследие В.-Г. Джабагиева наиболее полно характеризует социально-политическую, правовую, экономическую, культурную программу ингушского и северокавказского просветительства».

По исламу и мусульманам

Историк М. Б. Долгиева выделяет из трудов Джабагиева статьи про роль ислама в жизни ингушей, а также других народов Северного Кавказа и России в целом, о просветительском движении среди мусульман России и по всему миру вообще. Этой тематике посвящены работы «Кремль и ислам», «Инородцы России», «Шейх Мансур», «Император Вильгельм и ислам», «Султан Абдул-Гамид», «Мусульмане России», «Ингуши и грамотность», «Ислам, прогресс и конституция», «Пробуждение мусульманского мира» и др. Долгиева считает, что многие из этих работ всё ещё актуальны и по сей день.

Джабагиев считал, что кавказские народы, которые преодолели вековую отсталость, после развития своей письменность, своего языка и культуры, должны быть приравнены к другим цивилизованным народам. Он добавлял, что развитие ислама среди ингушей и других народов Кавказа приблизит их к мировой культуре. Такому вопросу посвящена статья «Мусульмане России» («Санкт-Петербургские ведомости». 1905. № 181), где автор был обеспокоен тем, что мусульмане России, составляющие 20 миллион, не включены должным образом в культурно-просветительском движении России.

Джабагиев видел в исламе религиозную систему, которая обладает многими особенностей. Он отмечал некоторые, по его мнению, благородные черты ислама: ислам «предписывает покорность Божьей воле, признает братство людей и ставит умственно-созерцательную жизнь выше погони за земными благами». Долгиева отмечает, что таким образом ислам отличался от охватившего «буржуазную» Европу духа наживы и ничем не сдерживаемой погони за удовольствиями. Джабагиев в свою очередь видел в исламе противоядием «ложным идеалам, обуславливающим беспокойство, которое овладело западным миром за последнее время».

Вместе с тем, как Джабагиев отмечал какие выгоды принесёт просветительское движение среди мусульман, он также отмечал, что их жизнь не должна замкнуться на собственном узком мире и на мёртвой схоластике догматов религии, вместо этого нужны «живые общеобразовательные европейские знания». Таким образом, Джабагиев рассказывал о модернизации и рационализации всего образа жизни мусульман, включая «рационализации» ислама. Он призывает очень осторожно и деликатно относиться к великим религиозным системам человечества, одновременно не смешивая фактов с идеями, нравственных принципов религии с действиями людей и эгоистическими принципами различных церквей. Джабагиев считает, что любое учение и любая религиозная система условна таким образом, что допускает определенное толкование, которое «всецело зависит от социальных фактов и мировоззрения каждой данной эпохи».

Джабагиев считал, что любая религия, включая ислам, содержит в себе большие возможности в активизации социальной деятельности и гармонизации личных и групповых отношений и интересов. Он добавляет, что как только мусульмане и исламское духовенство станут на рационалистическую точку зрения в толковании Корана, ислам не замедлит оказаться одной из самых прогрессивных религии. Однако, «нужно только отказаться от предубеждений». Джабагиев надеялся на просветительское движение, охватившее вместе со всей Россией и российских мусульман: «мусульмане приобщатся к принципам и идеям Запада и примут участие в общей культурной работе человечества».

Во многих статьях Джабагиев стремился разоблачить традиционное представление европоцентристов о косности и реакционности мусульманского мира. Так, например в статье «Ислам, прогресс и конституция» («Санкт-Петербургские ведомости». 1908. № 180) он приводил в качестве примера реакцию Европы на восстановление в Османской империи султаном Абдул-Хамидом конституции 1876 года, что, по его словам, «вызывает всеобщее недоумение в Европе, где находят, что ислам и прогресс враждебны друг другу». В противовес он привёл множество цитат из Корана и хадисов, свидетельствующих по его мнению то, что ислам изначально глубоко демократичен и прогрессивен, о чём также писал персидский поэт Омар Хайям: «ислам сам по себе не имеет недостатков: все недостатки в нашем мусульманстве».

В статье «Султан Абдул-Гамид» («Санкт-Петербургские ведомости». 1908. № 161) рассказывая о султане Абдул-Хамиде и его политике, Джабагиев, по словам Долгиевой, изменяет чувство меры так как Джабагиев считает султана идеальным, просвещенным и мудрым правителем, а также «первы[м], истинны[м] собирател[ем] земли турецкой», который по мимо прочего ищет в религии и религиозном чувстве «нравственной связи для различных этнографических групп своей империи».

По словам Долгиевой, дальнейшая эмиграция Джабагиева в Турцию была обусловлена тем, что он был стойко привязан к просвещенному исламу и к Турции, которую он считал государством, где утверждался именно такой ислам. Впоследствии, эта страна стала местом постоянного и длительного проживания Джабагиева.

В статье «Пробуждение мусульманского мира» («Санкт-Петербургские ведомости». 1909. № 200) Джабагиев критикует предвзятое, подозрительное или враждебное отношение к исламу. Хорошо знакомый с настроениями, преобладающими в Западной Европе, Джабагиев считает, что там всегда преобладало стойкое убеждение, что исламский мир застыл на рутине, что ислам окаменел на догматах, а исламское право запуталось в схоластике. Из-за этого, по мнению Джабагиева, «надменная Европа» не признавала способности других религии и народностей, люди других континентов считали варварами и представители низшей расы, очень часто не давая им даже право на существование, считая, что жизнь и имущество представителей низшей расы являются их законным собственностью.

По экономическим и аграрным вопросам

Оценивая аграрные работы Джабагиева, Р. Х. Угурчиева считает, что он серьёзно стремился исследовать причины «затяжного сельскохозяйственного кризиса» России. В этих работах по её словам Джабагиев глубокого анализировал несостоятельную по факту социально-экономическую политику России, угрожающей страну серьезными социальными потрясениями. Джабагиев призывал учитывать историю социально-экономического развития более цивилизованных стран и народов: «Тогда только окончательно мы избавимся от земельного, умственного и желудочного голода, тогда только исчезнет навсегда аграрный вопрос, тогда только расцветет и укрепится промышленность, а не будет прозябать в теплицах покровительственной политики, тогда только мы избегнем экономического завоевания и эксплуатации России иностранцами, тогда только установятся в обществе здоровые социальные отношения, а вместе с тем создадутся условия, необходимые для правильного и спокойного духовного прогресса» (Низшее сельскохозяйственное образование в Германии // Санкт-Петербургские ведомости. 1906. № 282).

Подводя итог, Угурчиева считает Джабагиева в аграрных работах как не только учёного, но и как яркого, энциклопедически образованного личностью, у которого была неординарное мышление и собственная позиция, а также аргументированная точка зрения по поводу самых разных вопросов даже за пределы вопросов экономики.

В работах, где Джабагиев анализирует экономику, аграрный сектор, жизнь и быт крестьянства России, он, так же как и Ч. Э. Ахриев, выступал за проведение разумных реформ. Ещё в 1870-годах Ахриев поднимал проблемы сельского хозяйства, которые имели земледельцы горной и равнинной Ингушетии. Эти проблемы были характерными для всего крестьянства России и актуальными вплоть до начала XX века. Этими проблемами посвящены работы Джабагиева, обнаруженные исследователем Б. Газиковым в Российской национальной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина: «К аграрному вопросу. Земельная и земледельческая реформы», «Наш экспорт сельскохозяйственных продуктов», «Сельские дополнительные школы в Германии», «Начальная школа и сельскохозяйственные знания», «Агрономическая помощь хуторянам», «Зимние курсы в Нидерландах», «Преподавание сельского хозяйства в народных школах Боснии и Герцеговины», «Наши учителя земледелия» и др. Угурчиева отмечает то, что две работы Джабагиева — «Свободная земельная собственность и техника сельского хозяйства в Европе» и «Промышленная сушка картофеля» (оба изданы в 1915 в Петрограде), были признаны классическими трудами в области земледелия и стали широко известны не только в России, но и в Европе. Угурчиева считает, что работы Джабагиева, посвященные экономике сельского хозяйства, являются особенными в плане их ярко выраженного просветительском характера и пропаганды земледельческой культуры, основываясь на научной основе, а также в их стремлении приучить население России к современным технологиям и формам ведения хозяйства. Самой большой проблемой аграрной сферы России просветитель считал то, что у крестьянского населения страны почти полностью отсутствует сельскохозяйственное образование и практическая или теоретическая сельскохозяйственная подготовка.

Взгляды первого ингушского просветителя Ч. Э. Ахриева отразились и в дальнейшем развились на более высоком и гораздо большем масштабе в научной и практической деятельности Джабагиева. В работах Джабагиева аграрная политика и состояние сельскохозяйственной экономики России освещаются ссылаясь на развитые страны Европы (Германия, Великобритания, Швеция, Норвегия, Нидерланды) и США. Просветитель считал, что России для повышения эффективности сельскохозяйственного труда нужно было перенять положительный опыт передовых стран, начав с просвещения российских крестьян, отлученных от современных агрономических знаний: «Какой громадный, жгучий, злободневный интерес составляет во всей России вопрос об улучшении сельскохозяйственной техники в деревне, известно каждому из нас без особых разъяснений» (Низшее сельскохозяйственное образование в Германии // Санкт-Петербургские ведомости. 1906. № 282). Практическим решением этой проблемы Джабагиев считал открытие специальных учебных заведений типа земледельческих школ и сельскохозяйственных зимних школ как в Германии, в развитии института странствующих агрономов, организации передвижных выставок, в увеличении количества показательных полей, складов орудий, машин и семян, расширении мелкого кредита. Джабагиев считал, что дабы разбудить интерес крестьян к образованию и просвещению вообще, надо установить удобный график занятий, минимальную плату за обучение или же вообще ее отсутствие: «Только широким развитием сети начальных и низших сельскохозяйственных школ всех типов и порядков и возможно вступить в борьбу с темнотой и убожеством нашего крестьянства» (Низкие и высокие цены на хлеб // Санкт-Петербургские ведомости. 1907. № 250).

В работе «Низкие и высокие цены на хлеб» Джабагиев пришёл к «одн[ому] из печальных истин суровой действительности» ситуация в России с неурегулированными ценами на хлеб: «Давно и всем хорошо известно, что у нас в России, стране всевозможных крайностей, цены на хлеб стоят низкие, когда продает убогий землепашец и покупает богатый спекулянт. Высоки же они, напротив, тогда, когда продает биржевик и покупает голодающий крестьянин». Эта ситуация крайне негативно сказывалась на крестьянстве России: заставляя хозяйства разорятся, она приносила голод и нищету, из-за чего, по мнению Джабагиева, пьянство, нищета, недоедание, худосочие, слабосилие, нравственная приниженность и тупость российских крестьян возрастала.

Причины несчастного экономической ситуации крестьянства России, которое страдало от низких урожаев и острого малоземелья, Джабагиев видил в неразумной аграрной политике страны: «В первую очередь дайте крестьянину возможность сбывать по человеческим ценам продукты своего хозяйства, спасите его от клещей нужды и когтей спекулянта» (Низкие и высокие цены на хлеб // Санкт-Петербургские ведомости. 1907. № 250). Для решения этой проблемы Джабагиев предлагает покрыть «всю Россию сетью кредитных учреждений», выделить для этого деньги каждой губернии. Он отмечал, что: «Ведь достало же правительство 2000 миллионов для войны с Японией. Употреби мы эти миллиарды для подъема нашего народного хозяйства, при распределении их среди всех губерний и областей империи на каждую пришлось бы очень много». Любые нововведения по типу индивидуализации крестьянской земельного хозяйства, учрежденные без знания экономики и сельского хозяйства России, не беря во внимание национальные особенности характера русского крестьянина, Джабагиев считает опасными для развивающей России: «Русский крестьянин, в массе своей совершенно не созревший морально для роли свободного собственника и крепкого хозяина, привыкший к мелочной хозяйственной опеке и регламентации со стороны общины, не в силах будет удержать в своих руках земельную собственность: легкомыслие, склонность к пьянству, один-два неурожая, задолженность и еще многое другое явятся для него побудительными причинами для отчуждения земельного владения, для пролетаризации себя и своей семьи» (К вопросу об индивидуализации крестьянской земельной собственности // Санкт-Петербургские ведомости. 1908. № 278).

Джабагиев считал непродуманные, а где-то и запоздавшие решения в российской земельной политике потенциально социально опасными источниками, которые могут катализировать «так называемые аграрные беспорядки, выродившиеся повсюду в дикий разгул страстей, в насилие, в самовольные захваты чужого добра и имущества, в пожары и прочее» (К аграрному вопросу. Земельная и земледельческая реформы // Санкт-Петербургские ведомости. 1907. № 242). Он отмечал, что история показывала, что такого рода события и являлись предшественниками всех «крупных политических и социальных переворотов и революций». Джабагиев считал средства массовой информации действенным механизмом в принятии земельных реформ, популяризации сельскохозяйственных знаний, однако им было равнодушно и они были безучастны: «Наши газеты уделяют мало (или, вернее, совершенно не уделяют) внимания вопросам народного хозяйства. Иначе обстоит дело за границей, где каждая провинциальная газетка старается дать читателю пищу в этом отношении» (К аграрному вопросу. Низкие цены на хлеб и борьба с ними // Санкт-Петербургские ведомости. 1907. № 244).

Политическая публицистика

Исследователями М. Яндиевой и Б. Газиковым было обнаружено двенадцать статей политической тематике Джабагиева в журнале «Свободный Кавказ»: «Борьба Северного Кавказа за свободу» (1951, №1), «Москва и Ближний Восток» (1952, №9 (12)), «Кремль и ислам» (1952, №10(13)), «Почему Москва ненавидит Америку?» (1952, №11(14)), «Шейх Мансур» (1953, №1(16)), «Поход графа Валериана Зубова на Кавказ» (1953, №3(18)), «Кремлевская амнистия и уничтожение северокавказских народов». (1953, №5 (20), «К истории провозглашения независимости Республики Северного Кавказа» (1953, №5 (20)), «Падение Грузии и закавказских ханств» (1953, №6(21)), «К советско-турецким отношениям» (1953, №7-8(22-23)), «Гибель Берия и судьба триумвирата» (1953, №7-8(22-23)), «Национальная политика Кремля» (1954, №1 (24)). Тематически они условно разделили эти статьи в несколько групп: по историческам вопросам Северного и Южного Кавказа, независимости Северного Кавказа, проблемам СССР и народов Северного Кавказа в международном плане после Второй мировой войны (1950-годы). Все работы, однако, объединены идею свободы и демократического сосуществования всех народов Кавказа.

«Борьба Северного Кавказа за свободу» («СК», 1951, №1) является очерком истории народов Кавказа с XVI века. Он содержит в себе введение и восемь небольших тематических глав, которые рассказывают об историю захвата Кавказа Россией с 1554 года по 1944 год. Маленькое введение начинает рассказывать о допетровском периоде захвата Кавказа. Главным событием этого периода автор считал первый союз России с Кахетией в 1587 году: «Эти дружественные отношения между обеими христианскими землями со временем сделались роковыми для свободы не только Северного Кавказа, но, прежде всего, для самой же Грузии и всего Закавказья». Заканчивается очерк кратким размышлением Джабагиева о том, что кавказские народы надеялись, что Вторая мировая война поможет им в освобождении от России; он, однако, не связывал эти надежды с нацистами: «Кавказцы видели в немецком оружии единственно лишь средство освобождения. Поэтому-то значительное количество северокавказцев уклонялось от службы в Красной Армии, уходя и укрываясь в горах, а потом вступая в ряды борющихся против красных».

Две статьи Джабагиева — «Москва и Ближний Восток» («СК», 1952, №9) и «Кремль и ислам» («СК», 1952, №10) посвящены национальной политике СССР по исламской проблематики с 1917 года по начала 1950-е годы. Эту политику он объясняет как последовательную и коварно замаскированную русификацию одних и ликвидацию других мусульманских народов СССР. Джабагиев анализировал несколько этапов этой политики и практики в мусульманском мире как внутри СССР, так и вовне. Он отдал должное политической дальнозоркости большевиков во главе Ленина, который сразу же после Октябрьской революции обратился с манифестом к мусульманским народам Российской империи, а также ко всему мусульманскому Востоку: первых он призывал сотрудничать и обещал покровительствовать религии и защищать их право на самоопределение «вплоть до отделения», а вторых он призывал открыто восставать против «хищнических» империалистов и эксплуататоров. Одновременно, Ленин торжественно объявил о том, что советская страна навсегда отказывается от всех прав и преимуществ, приобретенных Российской империи на основании международных соглашений и договоров в Турции, Персии и Афганистане.

В статье «Кремль и ислам» Джабагиев писал, что свой истинный облик в отношении российских мусульман большевики показали после завершения Гражданской войны. Он считал, что Кремль, «не признающий вообще свободы и религии», вёл не менее острую борьбу против ислама, чем против национализма и «буржуазных националистов», которых он находил лишь среди нерусских народов. Преследования против ислама начались лишь в конце 1920-х годов, в частности, в 1928—1933 годах и в 1936—1938 годах. Он отмечал, что «идиллия» любви большевиков к северокавказским мусульман, начинавшая от лозунгов вроде «за советскую власть, за шариат», за создания «шариатских полков» закончились ссылками и гонениями, а физическое истребление в период «безбожной пятилетки» привели к закрытию 4000 мечетей на Кавказе и гибелью 50 000 имамов, мулл и муэдзинов в концлагерях и тюрьмах.

Статья «Шейх Мансур» («СК», 1953, №1) посвящена анализе имперской политики России на Кавказе, где автор отмечал важную черту русского империализма, которую Яндиева и Газиков определяют как «последовательн[ую], беспощадн[ую] и одновременно весьма искусн[ую] борьб[у] с северокавказским исламом». Они отмечают, что Джабагиев, вполне подробно рассказывая историю жизни и полководческой доблести Шейха Манcура, отмечал то, что он имел твердую веру в своём призвании распространить среди северокавказских народностей ислам, которая тогда была ещё слабо развита у ингушей, осетин, кабардинцев и черкесов. Одновременно, он вызывал к «священной войне» против русских, которые не только систематически и постепенно захватывали Кавказ, но ещё и занимались распространением христианства среди осетин и кабардинцев.

«Поход графа Валериана Зубова на Кавказ» («СК», 1953, №3(18)) является исторической работой посвящённой трём событиям: событиям предшествовавшие походу В. А. Зубова в Дагестан и Южный Кавказ и их комментарий, анализу собственно этого похода, который был предпринят по решению Екатерины II в 1786 году, и периоду экспансии большевиков на Северном Кавказе. Джабагиев в начале работы подробно анализируя Георгиевский трактат (1783) (русско-грузинский договор), приходит к выводу, что он является глубинной причиной общей кавказской катастрофы и одновременно огромным успехом политики России так как за ним последовал поход Зубова на Кавказ. Он отмечал, что за договором последовали ряд трагических событий не только для самой Грузии, но ещё и для всего Кавказа: началом его покорения Россией и постепенного истребления вплоть до наших дней многих народов Северного Кавказа, в частности кубанских черкесов и чеченцев (по оценке Джабагиева — не меньше 2-х миллионов человек).

«Падение Грузии и закавказских ханств» («СК», 1953, №6) является последней исторической статьёй Джабагиева, которая посвящена 170-летию Георгиевского тракта и его историческому значению для всех народов Кавказа. Автор повторяет несколько позиций статьи «Поход графа Валериана Зубова на Кавказ», обозначая при этом три главных, по его мнению, исторических итога трактата: 1) Ираклию в дальнейшем не стал именоваться более персидским вассалом — «Вали Грузии»; он стал именоваться, как христианин и союзник России, «царём Грузии»; 2) Россия начала вести внешнюю политику Грузии, управлять грузинской церковью, командовать войска и назначать грузинских царей; 3) Россия в дальнейшем защищал внешние границы Грузии и вернула территории, ранее ей принадлежавшие (до подписания договора находившиеся во владении Турции, Персии и др.). Автор, излагая историю захвата Россией Закавказья с подписания Георгиевского тракта до 1813 года (время, на которой, как считает Джабагиев, «закончилось самостоятельное существование всего Южного Кавказа, перешедшего под власть России»), подчёркивает те исторические факты, которые, как считают Яндиева и Газиков, знал, возможно, лишь очень узкий круг профессиональных историков.

Работы Джабагиева, посвященные северокавказской независимости, являются статьи «К истории провозглашения независимости Республики Северного Кавказа» («СК», 1953, №5) и «Национальная политика Кремля» («СК», 1954, №1). Первая статья написана по случаю 35-ой годовщины провозглашения независимости Горской республики. В ней Джабагиев рассказывал о не уходящего исторического свободолюбия северокавказских народов, анализировал этапы отделения Центрального Комитета Горской республики от России, Джабагиев рассказывал о краткой историю рождения и функционирования первой кавказской демократии.

Во второй статье, «Национальная политика Кремля», Джабагиев разоблачает один из коммунистических мифов — «право наций на самоопределение» и связанную с ней «федеративной» конструкции СССР. Он анализировал шовинизм страны как идеологию, посредством которой все нерусские народы были заточены в «семье народов», а также анализировал несколько теоретических работ Сталина по «национальному вопросу»: «Марксизм и национальный вопрос» (1914), «Декларацию прав народов России» (1917) и Конституцию 1936 года. Джабагиев назвал «равенство и самостоятельность народов России» великим российским и мировым обманом так как сложнее придумать большую ложь, чем это право, так как даже малейшее отклонение какого-нибудь «национала» от меняющейся по капризу Коммунистической партии влечёт за собой жесточайшие репрессии по обвинению в «буржуазном национализме».

М. Яндиева и Б. Газиков считают Джабагиева ведущего в Западной Европе политолога и специалиста по актуальной в 50-е годы политической проблематике на основе его статей «Почему Москва ненавидит Америку?» («СК», 1952, № 11), «Кремлевская амнистия и уничтожение северокавказских народов» («СК», 1953, №5), «К советско-турецким отношениям» («СК», 1953, № 7-8) и «Гибель Берия и судьба триумвирата» («СК», 1953, № 7-8).

Статья «Почему Москва ненавидит Америку?» посвящена отношениям СССР и США. Она была написана по случаю XIX съезда КПСС в октябре 1952 года, где партией была провозглашена и одобрена к действию идеология международных отношений с Западом в США как полная конфронтация с объявлением Америки в качестве заклятого врага и постоянного военного, политического и экономического антогониста СССР. Иными словами, была объявлен биполярный мир с двумя главными центрами — в Москве и Вашингтоне.

В статья «Кремлевская амнистия и как уничтожение северокавказских народов» Джабагиев анализировал амнистию 1953 года, согласно которой из тюрем и лагерей в СССР освобождались люди, чьи преступления не являлись «угрозой для безопасности государства». Вместе с тем, «контрреволюционеры» и репрессированные народы в эти годы амнистии не подлежали. Джабагиев назвал эту «гуманность» «очередным фарсом» Кремля. М. Яндиева и Б. Газиков считают весьма любопытным то, что Джабагиев впервые, за двадцать лет до писателя А. И. Солженицына, оценил цифру репрессированных в СССР за годы советского тоталитаризма, то есть к 1953 году, в 60 миллионов.

В статье «К советско-турецким отношениям» Джабагиев политически анализировал советско-турецкие отношения от 30 мая 1953 года. Согласно ему, правительство СССР желало возобновить прежние дружеские отношения с Турцией и даже обещала отказаться от любых территориальных требований к Турции. Джабагиев кратко описывает историю и анализ советско-турецких отношений к началу 50-х годов, когда Турция окончательно решила взят курс на сближение с Западом, причину которого Джабагиев видит в угрозе Турции со стороны СССР.

В статье «Гибель Берия и судьба триумвирата» Джабагиев рассказывает о довольно важном политическим и актуальным событием своего времени, об аресте Л. П. Берия в 1953 году. Джабагиев анализировал структуру государственного руководства СССР послесталинского периода, когда во главе СССР возник триумвират Г. М. Маленкова, Л. П. Берия и В. М. Молотова, которые ненавидели и боялись друг друга.

Семья

Джабагиев познакомился со своей будущей женой, 19-летней Хеленой, в 1910 году в Санкт-Петербурге на приёме у внука Шамиля, жена которого тоже была татаркой. Хелена в это время училась в институте благородных девиц, получив оттуда замечательное образование, владев также как и Джабагиев, несколькими языками.

У Джабагиева было три дочери: Халимат, Джаннет, Тамар. Старшая Халимат была профессором и проживала со своей семьёй в США; умерла в 1981 году. Средняя дочь Джаннет была ветераном Второй мировой войны, умерла во время своего второго посещения Ингушетии 17 мая 1992 года, похоронена на родовом кладбище Джабагиевых в Насыр-Корте рядом с могилой деда Эльджи. Её сын и две дочери проживают в Польше. Младшая дочь Тамара долгое время работала врачом-стоматологом, замужем за полковником Хейри Джанкатом из знатного кабардинского рода проживает в Турции. Тамара имеет сына — Джабаги и дочь — Берсен. В 1992 году Тамара Джабагиева посетила родные места в Ингушетии. По её словам, на момент смерти отца, ей было 42 года.

В историографии

В советской историографии изображался как исключительно негативная личность, его называли «хитрецом», «предателем», «предателем своего народа», «замаскировавшийся предателем», «мусульманским фанатиком», «реакционером», «эксплуататором горских масс», «авантюристом», «карьеристом», «махровым антинародным буржуазным националистом», «контрреволюционером». Продолжительное время последняя работа Джабагиева «Kafkas-Rus Mucadelesi» («Кавказско-русская борьба»; 1967) была подвергнута критике и обвинениям в «буржуазной фальсификации» истории народов Кавказа и была недоступна для широкого круга советских исследователей.

В начале 1990-х годов, с развалом СССР, периодические издания стали впервые публиковать в основном публицистические статьи, посвящённые жизни и деятельности Джабагиева. Так, например, в майском выпуске газеты Сердало 1992 года отмечалась неправомерность клеветы на братьев Джабагиевых. Кандидат филологических наук О. Чапанов, говоря в интервью с корреспондентом Сердало, заявил: «как можно назвать человека [М. Джабагиева], написавшего о своём народе книги с такими названиями, врагом своего народа. А ведь столько грязи вылито на него и на его брата Вассан-Гирея!».

В 1992 году общественно-политический деятель и публицист Беслан Костоев учредил премию имени Вассан-Гирея Джабагиева в Ингушетии.

Примечания

Комментарии

Примечания

Литература

На ингушском языке

• Дахкильгов И. А. Ингушская художественная литература : [ингуш.] = Гӏалгӏай говзаме литература / Рец.: М. Матиев, А. Евлоева. — Нч. : ГП КБР РПК, 2009. — 608 с. : ил. — ISBN 978-5-9996-0018-9.

Ссылки

• Долгиева М. Б. Жизненный путь Васан-Гирея Джабагиева // www.magas.ru. — 2013 б. — 23 декабря.
• Тибоев И. А., Хамчиев М. И. Некоторые вопросы ингушской эмиграции в XX веке // Образование и право. — 2022. — № 1. — С. 303—307. — ISSN 2076-1503. — doi:10.24412/2076-1503-2022-1-303-307.
• Угурчиева Р. Х. Ингушский мыслитель XX века Вассан-Гирей Джабагиев // www.ghalghay.com. — 2009. — 20 ноября.
• Угурчиева Р. Х. Ингушская публицистическая мысль начала XX вв.: культуртрегерский акцент // Культура и цивилизация. — 2020. — Т. 10, № 5A. — С. 168—174. — doi:10.34670/AR.2020.24.36.022.
• Филатова Ж. В. От рассвета до заката: политические портреты лидеров процесса создания горской государственности в 1917-1918 гг. // Социально-гуманитарные знания. — 2013. — № 9. — С. 1—9. — ISSN 0869-8120.
• Яндиева М. Вассан-Гирей Джабагиев – ингушский энциклопедист XX века (1882-1961 гг.) // www.ghalghay.com. — 2010. — 4 апреля.